Андрей Платонов. Маленький солдат

Недалеко от линии фронта внутри уцелевшего вокзала сладко храпели уснувшие на полу красноармейцы; счастье отдыха было запечатлено на их усталых лицах.

На втором пути тихо шипел котёл горячего дежурного паровоза, будто пел однообразный, успокаивающий голос из давно покинутого дома. Но в одном углу вокзального помещения, где горела керосиновая лампа, люди изредка шептали друг другу успокаивающие слова, а затем и они впали в безмолвие.

Там стояли два майора, похожие один на другого не внешними признаками, но общей добротою морщинистых загорелых лиц; каждый из них держал руку мальчика в своей руке, а ребёнок умоляюще смотрел на командиров. Руку одного майора ребёнок не отпускал от себя, прильнув затем к ней лицом, а от руки другого осторожно старался освободиться. На вид ребёнку было лет десять, а одет он был как бывалый боец — в серую шинель, обношенную и прижавшуюся к его телу, в пилотку и в сапоги, пошитые, видно, по мерке на детскую ногу. Его маленькое лицо, худое, обветренное, но не истощённое, приспособленное и уже привычное к жизни, обращено было теперь к одному майору; светлые глаза ребёнка ясно обнажали его грусть, словно они были живою поверхностью его сердца; он тосковал, что разлучается с отцом или старшим другом, которым, должно быть, доводился ему майор.

Второй майор привлекал ребёнка за руку к себе и ласкал его, утешая, но мальчик, не отымая своей руки, оставался к нему равнодушным. Первый майор тоже был опечален, и он шептал ребёнку, что скоро возьмёт его к себе и они снова встретятся для неразлучной жизни, а сейчас они расстаются на недолгое время. Мальчик верил ему, однако и сама правда не могла утешить его сердца, привязанного лишь к одному человеку и желавшего быть с ним постоянно и вблизи, а не вдалеке. Ребёнок знал уже, что такое даль расстояния и время войны, — людям оттуда трудно вернуться друг к другу, поэтому он не хотел разлуки, а сердце его не могло быть в одиночестве, оно боялось, что, оставшись одно, умрёт. И в последней своей просьбе и надежде мальчик смотрел на майора, который должен оставить его с чужим человеком.

— Ну, Серёжа, прощай пока, — сказал тот майор, которого любил ребёнок. — Ты особо-то воевать не старайся, подрастёшь, тогда будешь. Не лезь на немца и береги себя, чтоб я тебя живым, целым нашёл. Ну чего ты, чего ты — держись, солдат!

Серёжа заплакал. Майор поднял его к себе на руки и поцеловал лицо несколько раз. Потом майор пошёл с ребёнком к выходу, и второй майор тоже последовал за ними, поручив мне сторожить оставленные вещи.

Вернулся ребёнок на руках другого майора; он чуждо и робко глядел на командира, хотя этот майор уговаривал его нежными словами и привлекал к себе как умел.

Майор, заменивший ушедшего, долго увещевал умолкшего ребёнка, но тот, верный одному чувству и одному человеку, оставался отчуждённым.

Невдалеке от станции начали бить зенитки. Мальчик вслушался в их гулкие мёртвые звуки, и во взоре его появился возбуждённый интерес.

— Их разведчик идёт! — сказал он тихо, будто самому себе. — Высоко идёт, и зенитки его не возьмут, туда надо истребителя послать.

— Пошлют, — сказал майор. — Там у нас смотрят.

Нужный нам поезд ожидался лишь назавтра, и мы все трое пошли на ночлег в общежитие. Там майор покормил ребёнка из своего тяжело нагруженного мешка. «Как он мне надоел за войну, этот мешок, — сказал майор, — и как я ему благодарен!» Мальчик уснул после еды, и майор Бахичев рассказал мне про его судьбу.

Сергей Лабков был сыном полковника и военного врача. Отец и мать его служили в одном полку, поэтому и своего единственного сына они взяли к себе, чтобы он жил при них и рос в армии. Серёже шёл теперь десятый год; он близко принимал к сердцу войну и дело отца и уже начал понимать по-настоящему, для чего нужна война. И вот однажды он услышал, как отец говорил в блиндаже с одним офицером и заботился о том, что немцы при отходе обязательно взорвут боезапас его полка. Полк до этого вышел из немецкого охвата, ну с поспешностью, конечно, и оставил у немцев свой склад с боезапасом, а теперь полк должен был пойти вперёд и вернуть утраченную землю и своё добро на ней, и боезапас тоже, в котором была нужда. «Они уж и провод в наш склад, наверно, подвели — ведают, что отойти придётся», — сказал тогда полковник, отец Серёжи. Сергей вслушался и сообразил, о чём заботился отец. Мальчику было известно расположение полка до отступления, и вот он, маленький, худой, хитрый, прополз ночью до нашего склада, перерезал взрывной замыкающий провод и оставался там ещё целые сутки, сторожа, чтобы немцы не исправили повреждения, а если исправят, то чтобы опять перерезать провод. Потом полковник выбил оттуда немцев, и весь склад целый перешёл в его владение.

Вскоре этот мальчуган пробрался подалее в тыл противника; там он узнал по признакам, где командный пункт полка или батальона, обошёл поодаль вокруг трёх батарей, запомнил всё точно — память же ничем не порченная, — а вернувшись домой, показал отцу по карте, как оно есть и где что находится. Отец подумал, отдал сына ординарцу для неотлучного наблюдения за ним и открыл огонь по этим пунктам. Всё вышло правильно, сын дал ему верные засечки. Он же маленький, этот Серёжка, неприятель его за суслика в траве принимал: пусть, дескать, шевелится. А Серёжка, наверно, и травы не шевелил, без вздоха шёл.

Ординарца мальчишка тоже обманул, или, так сказать, совратил: раз он повёл его куда-то, и вдвоём они убили немца — неизвестно, кто из них, — а позицию нашёл Сергей.

Так он и жил в полку при отце с матерью и с бойцами. Мать, видя такого сына, не могла больше терпеть его неудобного положения и решила

отправить его в тыл. Но Сергей уже не мог уйти из армии, характер его втянулся в войну. И он говорил тому майору, заместителю отца, Савельеву, который вот ушёл, что в тыл он не пойдёт, а лучше скроется в плен к немцам, узнает у них всё, что надо, и снова вернётся в часть к отцу, когда мать по нему соскучится. И он бы сделал, пожалуй, так, потому что у него воинский характер.

А потом случилось горе, и в тыл мальчишку некогда стало отправлять. Отца его, полковника, серьёзно ранило, хоть и бой-то, говорят, был слабый, и он умер через два дня в полевом госпитале. Мать тоже захворала, затомилась — она была раньше ещё поувечена двумя осколочными ранениями, одно было в полость — и через месяц после мужа тоже скончалась; может, она ещё по мужу скучала... Остался Сергей сиротой.

Командование полком принял майор Савельев, он взял к себе мальчика и стал ему вместо отца и матери, вместо родных — всем человеком. Мальчик ответил ему тоже всем сердцем.

— А я-то не из их части, я из другой. Но Володю Савельева я знаю ещё по давности. И вот встретились мы тут с ним в штабе фронта. Володю на курсы усовершенствования посылали, а я по другому делу там находился, а теперь обратно к себе в часть еду. Володя Савельев велел мне поберечь мальчишку, пока он обратно не прибудет... Да и когда ещё Володя вернётся и куда его направят! Ну, это там видно будет...

Майор Бахичев задремал и уснул. Серёжа Лабков всхрапывал во сне, как взрослый, поживший человек, и лицо его, отошедши теперь от горести и воспоминаний, стало спокойным и невинно счастливым, являя образ святого детства, откуда увела его война. Я тоже уснул, пользуясь ненужным временем, чтобы оно не проходило зря.

Проснулись мы в сумерки, в самом конце долгого июньского дня. Нас теперь было двое на трёх кроватях — майор Бахичев и я, а Серёжи Лабкова не было. Майор обеспокоился, но потом решил, что мальчик ушёл куда-нибудь на малое время. Позже мы прошли с ним на вокзал и посетили военного коменданта, однако маленького солдата никто не заметил в тыловом многолюдстве войны.

Наутро Сережа Лабков тоже не вернулся к нам, и бог весть, куда он ушёл, томимый чувством своего детского сердца к покинувшему его человеку — может быть, вослед ему, может быть, обратно в отцовский полк, где были могилы его отца и матери.

Владимир Железников. В старом танке

Он уже собрался уезжать из этого города, сделал свои дела и собрался уезжать, но по дороге к вокзалу вдруг натолкнулся на маленькую площадь.

Посередине площади стоял старый танк. Он подошёл к танку, потрогал вмятины от вражеских снарядов — видно, это был боевой танк, и ему поэтому не хотелось сразу от него уходить. Поставил чемоданчик около гусеницы, влез на танк, попробовал люк башни, открывается ли. Люк легко открылся.

Тогда он залез внутрь и сел на сиденье водителя. Это было узенькое, тесное место, он еле туда пролез без привычки и даже, когда лез, расцарапал руку.

Он нажал педаль газа, потрогал рукоятки рычагов, посмотрел в смотровую щель и увидел узенькую полоску улицы.

Он впервые в жизни сидел в танке, и это всё для него было так непривычно, что он даже не слышал, как кто-то подошёл к танку, влез на него и склонился над башней. И тогда он поднял голову, потому что тот, наверху, загородил ему свет.

Это был мальчишка. Его волосы на свету казались почти синими. Они целую минуту смотрели молча друг на друга. Для мальчишки встреча была неожиданной: думал застать здесь кого-нибудь из своих товарищей, с которыми можно было бы поиграть, а тут на тебе, взрослый чужой мужчина.

Мальчишка уже хотел ему сказать что-нибудь резкое, что, мол, нечего забираться в чужой танк, но потом увидел глаза этого мужчины и увидел, что у него пальцы чуть-чуть дрожали, когда он подносил сигарету к губам, и промолчал.

Но молчать без конца ведь нельзя, и мальчишка спросил:

— Вы чего здесь?

— Ничего, — ответил он. — Решил посидеть. А что — нельзя?

— Можно, — сказал мальчик. — Только этот танк наш.

— Чей — ваш? — спросил он.

— Ребят нашего двора, — сказал мальчишка.

Они снова помолчали.

— Вы ещё долго будете здесь сидеть? — спросил мальчишка.

— Скоро уйду. — Он посмотрел на часы. — Через час уезжаю из вашего города.

— Смотрите-ка, дождь пошёл, — сказал мальчишка.

— Ну, давай заползай сюда и закрывай люк. Дождь переждём, и я уйду.

Хорошо, что пошёл дождь, а то пришлось бы уйти. А он ещё не мог уйти, что-то его держало в этом танке.

Мальчишка кое-как примостился рядом с ним. Они сидели совсем близко друг от друга, и было как-то удивительно и неожиданно это соседство.

Он даже чувствовал дыхание мальчишки и каждый раз, когда он подымал глаза, видел, как стремительно отворачивался его сосед.

— Вообще-то старые, фронтовые танки — это моя слабость, — сказал он.

— Этот танк — хорошая вещь. — Мальчишка со знанием дела похлопал ладонью по броне. — Говорят, он освобождал наш город.

— Мой отец был танкистом на войне, — сказал он.

— А теперь? — спросил мальчишка.

— А теперь его нет, — ответил он. — Не вернулся с фронта. В сорок третьем пропал без вести.

В танке было почти темно. Через узенькую смотровую щель пробивалась тоненькая полоска, а тут ещё небо затянуло грозовой тучей, и совсем потемнело.

— А как это — «пропал без вести»? — спросил мальчик.

— Пропал без вести, значит, ушёл, к примеру, в разведку в тыл врага и не вернулся. И неизвестно, как он погиб.

— Неужели даже это нельзя узнать? — удивился мальчик. — Ведь он там был не один.

— Иногда не удаётся, — сказал он. — А танкисты смелые ребята. Вот сидел, к примеру, тут какой-нибудь парень во время боя: свету всего ничего, весь мир видишь только через эту щель. А вражеские снаряды бьют по броне. Видал, какие выбоины! От удара этих снарядов по танку голова могла лопнуть.

Где-то в небе ударил гром, и танк глухо зазвенел. Мальчишка вздрогнул.

— Ты что, боишься? — спросил он.

— Нет, — ответил мальчишка. — Это от неожиданности.

— Недавно я прочёл в газете об одном танкисте, — сказал он. — Вот это был человек! Ты послушай. Этот танкист попал в плен к фашистам: может быть, он был ранен или контужен, а может быть, выскочил из горящего танка и они его схватили. В общем, попал в плен. И вдруг однажды его сажают в машину и привозят на артиллерийский полигон. Сначала танкист ничего не понял: видит, стоит новенький «Т-34 », а вдали группа немецких офицеров. Подвели его к офицерам. И тогда один из них говорит:

«Вот, мол, тебе танк, ты должен будешь пройти на нем весь полигон, шестнадцать километров, а по тебе будут стрелять из пушек наши солдаты. Проведёшь танк до конца — значит, будешь жить, и лично я тебе дам свободу. Ну, а не проведёшь — значит, погибнешь. В общем, на войне как на войне».

А он, наш танкист, совсем ещё молодой. Ну, может быть, ему было двадцать два года. Сейчас такие ребята ходят ещё в институты! А он стоял перед генералом, старым, худым, длинным, как палка, фашистским генералом, которому было наплевать на этого танкиста и наплевать, что тот так мало прожил, что его где-то ждёт мать, — на всё было наплевать. Просто этому фашисту очень понравилась игра, которую он придумал с этим советским: он решил новое прицельное устройство на противотанковых пушках испытать на советском танке.

«Струсил?» — спросил генерал.

Танкист ничего не ответил, повернулся и пошёл к танку... А когда он сел в танк, когда влез на это место и потянул рычаги управления и когда они легко и свободно пошли на него, когда он вдохнул привычный, знакомый запах машинного масла, у него прямо голова закружилась от счастья. И, веришь ли, он заплакал. От радости заплакал, он уже никогда и не мечтал, что снова сядет в свой любимый танк. Что снова окажется на маленьком клочке, на маленьком островке родной, милой советской земли.

На минуту танкист склонил голову и закрыл глаза: вспомнил далёкую Волгу и высокий город на Волге. Но тут ему подали сигнал: пустили ракету. Это значит: пошёл вперёд. Он не торопился, внимательно глянул в смотровую щель. Никого, офицеры спрятались в ров. Осторожно выжал до конца педаль газа, и танк медленно пошёл вперёд. И тут ударила первая батарея — фашисты ударили, конечно, ему в спину. Он сразу собрал все силы и сделал свой знаменитый вираж: один рычаг до отказа вперёд, второй назад, полный газ, и вдруг танк как бешеный крутнулся на месте на сто восемьдесят градусов — за этот маневр он всегда получал в училище пятерку — и неожиданно стремительно помчался навстречу ураганному огню этой батареи.

«На войне как на войне! — вдруг закричал он сам себе. — Так, кажется, говорил ваш генерал».

Он прыгнул танком на эти вражеские пушки и раскидал их в разные стороны.

«Неплохо для начала, — подумал он. — Совсем неплохо».

Вот они, фашисты, совсем рядом, но его защищает броня, выкованная умелыми кузнецами на Урале. Нет, теперь им не взять. На войне как на войне!

Он снова сделал свой знаменитый вираж и приник к смотровой щели: вторая батарея сделала залп по танку. И танкист бросил машину в сторону; делая виражи вправо и влево, он устремился вперёд. И снова вся батарея была уничтожена. А танк уже мчался дальше, а орудия, забыв всякую очерёдность, начали хлестать по танку снарядами. Но танк был как бешеный: он крутился волчком то на одной, то на другой гусенице, менял направление и давил эти вражеские пушки. Это был славный бой, очень справедливый бой. А сам танкист, когда пошёл в последнюю лобовую атаку, открыл люк водителя, и все артиллеристы увидели его лицо, и все они увидели, что он смеётся и что-то кричит им.

А потом танк выскочил на шоссе и на большой скорости пошёл на восток. Ему вслед летели немецкие ракеты, требуя остановиться. Танкист этого ничего не замечал. Только на восток, его путь лежал на восток. Только на восток, хотя бы несколько метров, хотя бы несколько десятков метров навстречу далёкой, родной, милой своей земле...

— И его не поймали? — спросил мальчишка.

Мужчина посмотрел на мальчика и хотел соврать, вдруг ему очень захотелось соврать, что всё кончилось хорошо и его, этого славного, геройского танкиста, не поймали. И мальчишка будет тогда так рад этому! Но он не соврал, просто решил, что в таких случаях нельзя ни за что врать.

— Поймали, — сказал мужчина. — В танке кончилось горючее, и его поймали. А потом привели к генералу, который придумал всю эту игру. Его вели по полигону к группе офицеров два автоматчика. Гимнастёрка на нём была разорвана. Он шёл по зелёной траве полигона и увидел под ногами полевую ромашку. Нагнулся и сорвал её. И вот тогда действительно весь страх из него ушёл. Он вдруг стал самим собой: простым волжским пареньком, небольшого роста, ну, как наши космонавты. Генерал что-то крикнул по-немецки, и прозвучал одинокий выстрел.

— А может быть, это был ваш отец?! — спросил мальчишка.

— Кто его знает, хорошо бы, — ответил мужчина. — Но мой отец пропал без вести.

Они вылезли из танка. Дождь кончился.

— Прощай, друг, — сказал мужчина.

— До свидания...

Мальчик хотел добавить, что он теперь приложит все силы, чтобы узнать, кто был этот танкист, и, может быть, это действительно окажется его отец. Он подымет на это дело весь свой двор, да что там двор — весь свой класс, да что там класс — всю свою школу!

Они разошлись в разные стороны.

Мальчишка побежал к ребятам. Бежал и думал об этом танкисте и думал, что узнает про него всё-всё, а потом напишет этому мужчине...

И тут мальчишка вспомнил, что не узнал ни имени, ни адреса этого человека, и чуть не заплакал от обиды. Ну, что тут поделаешь...

А мужчина шёл широким шагом, размахивая на ходу чемоданчиком. Он никого и ничего не замечал, шёл и думал о своем отце и о словах мальчика. Теперь, когда он будет вспоминать отца, он всегда будет думать об этом танкисте. Теперь для него это будет история отца.

Так хорошо, так бесконечно хорошо, что у него наконец появилась эта история. Он будет её часто вспоминать: по ночам, когда плохо спится, или когда идёт дождь, и ему делается печально, или когда ему будет очень-очень весело.

Так хорошо, что у него появилась эта история, и этот старый танк, и этот мальчишка...

Владимир Железников. Девушка в военном

Почти целая неделя прошла для меня благополучно, но в субботу я получил сразу две двойки: по русскому и по арифметике.

Когда я пришёл домой, мама спросила:

— Ну как, вызывали тебя сегодня?

— Нет, не вызывали, — соврал я. — Последнее время меня что-то совсем не вызывают.

А в воскресенье утром всё открылось. Мама влезла в мой портфель, взяла дневник и увидела двойки.

— Юрий, — сказала она. — Что это значит?

— Это случайно, — ответил я. — Учительница вызвала меня на последнем уроке, когда почти уже началось воскресенье...

— Ты просто врун! — сердито сказала мама.

А тут ещё папа ушёл к своему приятелю и долго не возвращался. А мама ждала его, и настроение у неё было совсем плохое. Я сидел в своей комнате и не знал, что мне делать. Вдруг вошла мама, одетая по-праздничному, и сказала:

— Когда придёт папа, покорми его обедом.

— А ты скоро вернёшься?

— Не знаю.

Мама ушла, а я тяжело вздохнул и достал учебник по арифметике. Но не успел я раскрыть его, как кто-то позвонил.

Я думал, что пришёл наконец папа. Но на пороге стоял высокий широкоплечий незнакомый мужчина.

— Здесь живёт Нина Васильевна? — спросил он.

— Здесь, — ответил я. — Только мамы нет дома.

— Разреши подождать? — Он протянул мне руку: — Сухов, товарищ твоей мамы.

Сухов прошёл в комнату, сильно припадая на правую ногу.

— Жалко, Нины нет, — сказал Сухов. — Как она выглядит? Всё такая же?

Мне было непривычно, что чужой человек называл маму Ниной и спрашивал, такая же она или нет. А какая она ещё может быть?

Мы помолчали.

— А я ей фотокарточку привёз. Давно обещал, а привёз только сейчас. Сухов полез в карман.

На фотографии стояла девушка в военном костюме: в солдатских сапогах, в гимнастёрке и юбке, но без оружия.

— Старший сержант, — сказал я.

— Да. Старший сержант медицинской службы. Не приходилось встречаться?

— Нет. Первый раз вижу.

— Вот как? — удивился Сухов. — А это, брат ты мой, не простой человек. Если бы не она, не сидеть бы мне сейчас с тобой...

Мы молчали уже минут десять, и я чувствовал себя неудобно. Я заметил, что взрослые всегда предлагают чаю, когда им нечего говорить. Я сказал:

— Чаю не хотите?

— Чаю? Нет. Лучше я тебе расскажу одну историю. Тебе полезно её знать.

— Про эту девушку? — догадался я.

— Да. Про эту девушку. — И Сухов начал рассказывать: — Это было на войне. Меня тяжело ранили в ногу и в живот. Когда ранят в живот, это особенно больно. Даже пошевельнуться страшно. Меня вытащили с поля боя и в автобусе повезли в госпиталь.

А тут враг стал бомбить дорогу. На передней машине ранили шофера, и все машины остановились. Когда фашистские самолёты улетели, в автобус влезла вот эта самая девушка, — Сухов показал на фотографию, — и сказала: «Товарищи, выходите из машины».

Все раненые поднялись на ноги и стали выходить, помогая друг другу, торопясь, потому что где-то недалеко уже слышен был рокот возвращающихся бомбардировщиков.

Один я остался лежать на нижней подвесной койке.

«А вы что лежите? Вставайте сейчас же! — сказала она. — Слышите, вражеские бомбардировщики возвращаются!»

«Вы что, не видите? Я тяжело ранен и не могу встать, — ответил я. — Идите-ка вы сами побыстрее отсюда».

И тут снова началась бомбёжка. Бомбили особыми бомбами, с сиреной. Я закрыл глаза и натянул на голову одеяло, чтобы не поранили оконные стёкла автобуса, которые от взрывов разлетались вдребезги. В конце концов взрывной волной автобус опрокинуло набок и меня чем-то тяжёлым ударило по плечу. В ту же секунду вой падающих бомб и разрывы прекратились.

«Вам очень больно?» — услыхал я и открыл глаза.

Передо мной на корточках сидела девушка.

«Нашего шофера убили, — сказала она. — Надо нам выбираться. Говорят, фашисты прорвали фронт. Все уже ушли пешком. Только мы остались».

Она вытащила меня из машины и положила на траву. Встала и посмотрела вокруг.

«Никого?» — спросил я.

«Никого, — ответила она. Затем легла рядом, лицом вниз. — Теперь попробуйте повернуться на бок».

Я повернулся, и меня сильно затошнило от боли в животе.

«Ложитесь снова на спину», — сказала девушка.

Я повернулся, и моя спина плотно легла на её спину. Мне казалось, что она не сможет даже тронуться с места, но она медленно поползла вперёд, неся на себе меня.

«Устала, — сказала она. Девушка встала и снова оглянулась. — Никого, как в пустыне».

В это время из-за леса вынырнул самолёт, пролетел бреющим над нами и дал очередь.

Я увидел серую струйку пыли от пуль ещё метров за десять от нас. Она прошла выше моей головы.

«Бегите! — крикнул я. — Он сейчас развернётся» .

Самолёт снова шёл на нас. Девушка упала. Фьють, фьють, фьють просвистело снова рядом с нами. Девушка приподняла голову, но я сказал:

«Не шевелитесь! Пусть думает, что он нас убил».

Фашист летел прямо надо мной. Я закрыл глаза. Боялся, что он увидит, что у меня открыты глаза. Только оставил маленькую щёлочку в одном глазу.

Фашист развернулся на одно крыло. Дал ещё одну очередь, снова промазал и улетел.

«Улетел, — сказал я. — Мазила».

— Вот, брат, какие бывают девушки, — сказал Сухов. — Один раненый сфотографировал её для меня на память. И мы разъехались. Я — в тыл, она обратно на фронт.

Я взял фотографию и стал смотреть. И вдруг узнал в этой девушке в военном костюме мою маму: мамины глаза, мамин нос. Только мама была не такой, как сейчас, а совсем девчонкой.

— Это мама? — спросил я. — Это моя мама спасла вас?

— Вот именно, — ответил Сухов. — Твоя мама.

Тут вернулся папа и перебил наш разговор.

— Нина! Нина! — закричал папа из прихожей. Он любил, когда мама его встречала.

— Мамы нет дома, — сказал я.

— А где же она?

— Не знаю, ушла куда-то.

— Странно, — сказал папа. — Выходит, я зря торопился.

— А маму ждёт фронтовой товарищ, — сказал я.

Папа прошёл в комнату. Сухов тяжело поднялся ему навстречу.

Они внимательно посмотрели друг на друга и пожали руки.

Сели, помолчали.

— А товарищ Сухов рассказывал мне, как они с мамой были на фронте.

— Да? — Папа посмотрел на Сухова. — Жалко, Нины нет. Сейчас бы обедом накормила.

— Обед ерунда, — ответил Сухов. — А что Нины нет, жалко.

Разговор у папы с Суховым почему-то не получался. Сухов скоро поднялся и ушёл, пообещав зайти в другой раз.

— Ты будешь обедать? — спросил я папу. — Мама велела обедать, она придёт не скоро.

— Не буду я обедать без мамы, — рассердился папа. — Могла бы в воскресенье посидеть дома!

Я повернулся и ушёл в другую комнату. Минут через десять папа пришёл ко мне.

— Не знаю. Оделась По-праздничному и ушла. Может быть, в театр, — сказал я, — или устраиваться на работу. Она давно говорила, что ей надоело сидеть дома и ухаживать за нами. Всё равно мы этого не ценим.

— Чепуха, — сказал папа. — Во-первых, в театре в это время спектаклей нет. А во-вторых, в воскресенье не устраиваются на работу. И потом, она бы меня предупредила.

— А вот и не предупредила, — ответил я.

После этого я взял со стола мамину фотографию, которую оставил Сухов, и стал на нее смотреть.

— Так-так, по-праздничному, — грустно повторил папа. — Что у тебя за фотография? — спросил он. — Да ведь это мама!

— Вот именно, мама. Это товарищ Сухов оставил. Мама его из-под бомбёжки вытащила.

— Сухова? Наша мама? — Папа пожал плечами. — Но ведь он в два раза выше мамы и в три раза тяжелее.

— Мне сам Сухов сказал. — И я повторил папе историю этой маминой фотографии.

— Да, Юрка, замечательная у нас мама. А мы с тобой этого не ценим.

— Я ценю, — сказал я. — Только иногда у меня так бывает...

— Выходит, я не ценю? — спросил папа.

— Нет, ты тоже ценишь, — сказал я. — Только у тебя тоже иногда бывает...

Папа походил по комнатам, несколько раз открывал входную дверь и прислушивался, не возвращается ли мама.

Потом он снова взял фотографию, перевернул и прочёл вслух:

— «Дорогому сержанту медицинской службы в день её рождения. От однополчанина Андрея Сухова». Постой-постой, — сказал папа. — Какое сегодня число?

— Двадцать первое!

— Двадцать первое! День маминого рождения. Этого ещё не хватало! — Папа схватился за голову. — Как же я забыл? А она, конечно, обиделась и ушла. И ты хорош — тоже забыл!

— Я две двойки получил. Она со мной не разговаривает.

— Хороший подарочек! Мы просто с тобой свиньи, — сказал папа. Знаешь что, сходи в магазин и купи маме торт.

Но по дороге в магазин, пробегая мимо нашего сквера, я увидал маму. Она сидела на скамейке под развесистой липой и разговаривала с какой-то старухой.

Я сразу догадался, что мама никуда не уходила.

Она просто обиделась на папу и на меня за свой день рождения и ушла.

Я прибежал домой и закричал:

— Папа, я видел маму! Она сидит в нашем сквере и разговаривает с незнакомой старухой.

— А ты не ошибся? — сказал папа. — Живо тащи бритву, я буду бриться. Достань мой новый костюм и вычисти ботинки. Как бы она не ушла, волновался папа.

— Конечно, — ответил я. — А ты сел бриться.

— Что же, по-твоему, я должен идти небритым? — Папа махнул рукой. — Ничего ты не понимаешь.

Я тоже взял и надел новую куртку, которую мама не разрешала мне ещё носить.

— Юрка! — закричал папа. — Ты не видел, на улице цветы не продают?

— Не видел, — ответил я.

— Удивительно, — сказал папа, — ты никогда ничего не замечаешь.

Странно получается у папы: я нашёл маму и я же ничего не замечаю. Наконец мы вышли. Папа зашагал так быстро, что мне пришлось бежать. Так мы шли до самого сквера. Но, когда папа увидел маму, он сразу замедлил шаг.

— Ты знаешь, Юрка, — сказал папа, — я почему-то волнуюсь и чувствую себя виноватым.

— А чего волноваться, — ответил я. — Попросим у мамы прощения, и всё.

— Как у тебя всё просто. — Папа глубоко вздохнул, точно собирался поднять какую-то тяжесть, и сказал: — Ну, вперёд!

Мы вошли в сквер, шагая нога в ногу. Мы подошли к нашей маме.

Она подняла глаза и сказала:

— Ну вот, наконец-то.

Старуха, которая сидела с мамой, посмотрела на нас, и мама добавила:

— Это мои мужчины.

Василь Быков «Катюша»

Обстрел длился всю ночь — то ослабевая, вроде даже прекращаясь на несколько минут, то вдруг разгораясь с новою силой. Били преимущественно миномёты. Их мины с пронзительным визгом разрезали воздух в самом зените неба, визжание набирало предельную силу и обрывалось резким оглушительным взрывом вдали. Били большей частью в тыл, по ближнему селу, именно туда в небе устремлялся визг мин, и там то и дело вспыхивали отблески разрывов. Тут же, на травянистом пригорке, где с вечера окопались автоматчики, было немного тише. Но это, наверно, потому, думал помкомвзвода Матюхин, что автоматчики заняли этот бугор, считай, в сумерки, и немцы их тут ещё не обнаружили. Однако обнаружат, глаза у них зоркие, оптика тоже. До полуночи Матюхин ходил от одного автоматчика к другому — заставлял окапываться. Автоматчики, однако, не очень налегали на лопатки — набегались за день и теперь, наставив воротники шинелей, готовились кимарнуть. Но, кажется, уже отбегались. Наступление вроде выдыхалось, за вчерашний день взяли только до основания разбитое, сожжённое село и на этом бугре засели. Начальство тоже перестало подгонять: в ночь к ним никто не наведался — ни из штаба, ни из политотдела, — за неделю наступления также, наверно, все вымотались. Но главное — умолкла артиллерия: или куда-нибудь перебросили, или кончились боеприпасы. Вчера постреляли недолго полковые миномёты и смолкли. В осеннем поле и затянутом плотными облаками небе лишь визжали на все голоса, с треском ахая, немецкие мины, издали, от леска, стреляли их пулемёты. С участка соседнего батальона им иногда отвечали наши «максимы». Автоматчики больше молчали. Во-первых, было далековато, а во-вторых, берегли патроны, которых также осталось не бог знает сколько. У самых горячих — по одному диску на автомат. Помкомвзвода рассчитывал, что подвезут ночью, но не подвезли, наверно, отстали, заблудились или перепились тылы, так что теперь вся надежда оставалась на самих себя. И что будет завтра — одному богу известно. Вдруг попрёт немец — что тогда делать? По-суворовски отбиваться штыком да прикладом? Но где тот штык у автоматчиков, да и приклад чересчур короткий.

Превозмогая осеннюю стужу, под утро кимарнул в своей ямке-окопчике и помкомвзвода Матюхин. Не хотел, но вот не удержался. После того, как лейтенанта Климовского отвезли в тыл, он командовал взводом. Лейтенанту здорово не повезло в последнем бою: осколок немецкой мины хорошо-таки кромсанул его поперёк живота; выпали кишки, неизвестно, спасут ли лейтенанта и в госпитале. Прошлым летом Матюхин тоже был ранен в живот, но не осколком — пулей. Также натерпелся боли и страха, но кое-как увернулся от кощавой. В общем, тогда ему повезло, потому что ранило рядом с дорогой, по которой шли пустые машины, его ввалили в кузов, и спустя час он уже был в санбате. А если вот так, с выпавшими кишками, тащить через поле, то и дело падая под разрывами... Бедняга лейтенант не прожил ещё и двадцати лет.

Именно потому Матюхину так беспокойно, всё надо досмотреть самому, командовать взводом и бегать по вызовам к начальству, докладывать и оправдываться, выслушивать его похабную матерщину. И тем не менее усталость пересилила беспокойство и все заботы, старший сержант задремал под визг и разрывы мин. Хорошо, что рядом успел окопаться молодой энергичный автоматчик Козыра, которому помкомвзвода приказал наблюдать и слушать, спать — ни в каком случае, иначе — беда. Немцы тоже шустрят не только днём, но и ночью. За два года войны Матюхин насмотрелся всякого.

Незаметно уснув, Матюхин увидел себя как будто дома, будто он задремал на завалинке от какой-то странной усталости, и будто соседская свинья своим холодным рылом тычет в его плечо — не намеревается ли ухватить зубами. От неприятного ощущения помкомвзвода проснулся и сразу почувствовал, что за плечо его в самом деле кто-то сильно трясёт, наверное, будит.

— Что такое?

— Гляньте, товарищ помкомвзвода!

В сером рассветном небе над окопчиком склонился узкоплечий силуэт Козыры. Автоматчик поглядывал, однако, не в сторону немцев, а в тыл, явно чем-то там заинтересованный. Привычно стряхнув с себя утренний сонный озноб, Матюхин привстал на коленях. На пригорке рядом темнел громоздкий силуэт автомобиля с косо наставленным верхом, возле которого молча суетились люди.

— «Катюша»?

Матюхин всё понял и молча про себя выругался: это готовилась к залпу «Катюша». И откуда её принесло сюда? К его автоматчикам?

— От теперь зададут немчуре! От зададут! — по-детски радовался Козыра.

Другие бойцы из ближних ямок-окопчиков, также, видать, заинтересованные неожиданным соседством, повылезали на поверхность. Все с интересом наблюдали, как возле автомобиля суетились артиллеристы, похоже, настраивая свой знаменитый залп. «Чёрт бы их взял, с их залпом!» — занервничал помкомвзвода, уже хорошо знавший цену этих залпов. Польза кто знает какая, за полем в лесу много не увидишь, а тревоги, гляди, наделают... Между тем над полем и лесом, что затемнел впереди, стало помалу светать. Прояснилось хмарное небо вверху, дул свежеватый осенний ветер, по всей видимости, собиралось на дождь. Помкомвзвода знал, что если поработают «Катюши», обязательно польёт дождь. Наконец там, возле машины, суета как будто притихла, все словно замерли; несколько человек отбежало подальше, за машину, донеслись глуховатые слова артиллерийской команды. И вдруг в воздухе над головой резко взвизгнуло, загудело, хряпнуло, огненные хвосты с треском ударили за машиной в землю, через головы автоматчиков пырхнули и исчезли вдали ракеты. Клубы пыли и дыма, закрутившись в тугом белом вихре, окутали «Катюшу», часть ближних окопчиков, и стали расползаться по склону пригорка. Ещё не притихнул гул в ушах, как там уже закомандовали — на этот раз звучно, не таясь, со злой военной решимостью. К машине кинулись люди, звякнул металл, некоторые вскочили на ее подножки, и та сквозь остаток ещё не осевшей пыли поползла с пригорка вниз, в сторону села. В то же время впереди за полем и леском угрожающе грохнуло — череда раскатистого протяжного эха с минуту сотрясала пространство. В небо над лесом медленно поднимались клубы чёрного дыма.

— О даёт, о даёт немчуре проклятой! — сиял молодым курносым лицом автоматчик Козыра. Другие так же, повылазив на поверхность или привстав в окопчиках, с восхищением наблюдали невиданное зрелище за полем. Один лишь помкомвзвода Матюхин, словно окаменев, стоял на коленях в неглубоком окопчике и, как только рокот за полем оборвался, закричал во всю силу:

— В укрытие! В укрытие, вашу мать! Козыра, ты что...

Он даже вскочил на ноги, чтобы выбраться из окопчика, но не успел. Слышно было, как где-то за лесом щёлкнул одиночный взрыв или выстрел, и в небе разноголосо взвыло, затрещало... Почуяв опасность, автоматчики, будто горох со стола, сыпанули в свои окопчики. В небе взвыло, затряслось, загрохотало. Первый залп немецких шестиствольных миномётов лёг с перелётом, ближе к селу, другой — ближе к пригорку. А потом всё вокруг перемешалось в сплошной пыльной мешанине разрывов. Одни из мин рвались ближе, другие дальше, впереди, сзади и между окопчиков. Весь пригорок превратился в огненно-дымный вулкан, который старательно толкли, копали, перелопачивали немецкие мины. Оглушённый, засыпанный землёй, Матюхин корчился в своём окопчике, со страхом ожидая, когда... Когда же, когда? Но это когда всё не наступало, а взрывы долбали, сотрясали землю, которая, казалось, вот-вот расколется на всю глубину, разрушаясь сама и увлекая за собой всё остальное.

Но вот как-то всё постепенно затихло...

Матюхин с опаской выглянул — прежде вперёд, в поле — не идут ли? Нет, оттуда, кажется, ещё не шли. Затем он посмотрел в сторону, на недавнюю цепочку своего взвода автоматчиков, и не увидел его. Весь пригорок зиял ямами-воронками между нагромождением глинистых глыб, комьев земли; песок и земля засыпали вокруг траву, будто её никогда и не было здесь. Невдалеке распласталось длинное тело Козыры, который, судя по всему, не успел добежать до своего спасительного окопчика. Голова и верхняя часть его туловища были засыпаны землёй, ноги также, лишь на каблуках не истоптанных ещё ботинок блестели отполированные металлические косячки...

— Ну вот, помогла, называется, — сказал Матюхин и не услышал своего голоса. Из правого уха по грязной щеке стекала струйка крови.

Когда в большом зале штаба фронта адъютант командующего, заглянув в список награжденных, назвал очередную фамилию, в одном из задних рядов поднялся невысокий человек. Кожа на его обострившихся скулах была желтоватой и прозрачной, что наблюдается обычно у людей, долго пролежавших в постели. Припадая на левую ногу, он шел к столу. Командующий сделал короткий шаг навстречу ему, вручил орден, крепко пожал награжденному руку, поздравил и протянул орденскую коробку.

Награжденный, выпрямившись, бережно принял в руки орден и коробку. Он отрывисто поблагодарил, четко повернулся, как в строю, хотя ему мешала раненая нога. Секунду он стоял в нерешительности, поглядывая то на орден, лежавший у него на ладони, то на товарищей по славе, собравшихся тут. Потом снова выпрямился.

Разрешите обратиться?

Пожалуйста.

Товарищ командующий... И вот вы, товарищи, - заговорил прерывающимся голосом награжденный, и все почувствовали, что человек очень взволнован. - Дозвольте сказать слово. Вот, в этот момент моей жизни, когда я принял великую награду, хочу я высказать вам о том, кто должен бы стоять здесь рядом со мной, кто, может быть, больше меня эту великую награду заслужил и своей молодой жизни не пощадил ради нашей воинской победы.

Он протянул к сидящим в зале руку, на ладони которой поблескивал золотой ободок ордена, и обвел зал просительными глазами.

Дозвольте мне, товарищи, свой долг выполнить перед тем, кого тут нет сейчас со мной.

Говорите, - сказал командующий.

Просим! - откликнулись в зале.

И тогда он рассказал.

Вы, наверное, слышали, товарищи, - так начал он, - какое у нас создалось положение в районе Р. Нам тогда пришлось отойти, а наша часть прикрывала отход. И тут нас немцы отсекли от своих. Куда ни подадимся, всюду нарываемся на огонь. Бьют по нас немцы из минометов, долбят лесок, где мы укрылись, из гаубиц, а опушку прочесывают автоматами. Время наше истекло, по часам выходит, что наши уже закрепились на новом рубеже, сил противника мы оттянули на себя достаточно, пора бы и до дому, время на соединение оттягиваться. А пробиться, видим, ни в какую нельзя. И здесь оставаться дольше нет никакой возможности. Нащупал нас немец, зажал в лесу, почуял, что нас тут горсточка всего-навсего осталась, и берет нас своими клещами за горло. Вывод ясен - надо пробиваться окольным путем.

А где он - этот окольный путь? Куда направление выбрать? И командир наш, лейтенант Буторин Андрей Петрович, говорит: «Без разведки предварительной тут ничего не получится. Надо порыскать да пощупать, где у них щелка имеется. Если найдем - проскочим». Я, значит, сразу вызвался. «Дозвольте, говорю, мне попробовать, товарищ лейтенант». Внимательно посмотрел он на меня. Тут уже не в порядке рассказа, а, так сказать, сбоку, должен объяснить, что мы с Андреем из одной деревни - Кореши. Сколько раз на рыбалку ездили на Исеть! Потом оба вместе на медеплавильном работали в Ревде. Одним словом, друзья-товарищи. Посмотрел он на меня внимательно, нахмурился. «Хорошо, говорит, товарищ Задохтин, отправляйтесь. Задание вам ясно?»

И сам он вывел меня на дорогу, оглянулся, схватил меня за руку. «Ну, Коля, говорит, давай простимся с тобой на всякий случай. Дело, сам понимаешь, смертельное. Но раз вызвался сам, то отказать тебе не смею. Выручай, Коля... Мы тут больше двух часов не продержимся. Потери чересчур большие...» - «Ладно, говорю, Андрей, мы с тобой не в первый раз в такой оборот угодили. Через часок жди меня. Я там высмотрю, что надо. Ну, а уж если не вернусь, кланяйся там нашим, на Урале...»

И вот пополз я, хоронясь по-за деревьями. Попробовал в одну сторону, - нет, не пробиться, густым огнем немцы по тому участку кроют. Пополз в обратную сторону. Там на краю лесочка овраг был, буерак такой, довольно глубоко промытый. А на той стороне буерака кустарник, и за ним дорога, поле открытое. Спустился я в овраг, решил к кустикам подобраться и сквозь них высмотреть, что в поле делается. Стал я карабкаться по глине наверх, вдруг замечаю, над самой моей головой две босые пятки торчат. Пригляделся, вижу: ступни маленькие, на подошвах грязь присохла и отваливается, как штукатурка, пальцы тоже грязные, поцарапанные, а мизинчик на левой ноге синей тряпочкой перевязан - видно, пострадал где-то... Долго я глядел на эти пятки, на пальцы, которые беспокойно шевелились над моей головой. И вдруг, сам не знаю почему, потянуло меня щекотнуть эти пятки... Даже и объяснить вам не могу. А вот подмывает и подмывает... Взял я колючую былинку да и покарябал ею легонько одну из пяток. Разом исчезли обе ноги в кустах, и на том месте, где торчали из ветвей пятки, появилась голова. Смешная такая, глаза перепуганные, безбровые, волосы лохматые, выгоревшие, а нос весь в веснушках.

Ты чего тут? - говорю я.

Я, - говорит, - корову ищу. Вы не видели, дядя? Маришкой зовут. Сама белая, а на боке черное. Один рог вниз торчит, а другого вовсе нет... Только вы, дядя, не верьте... Это я все вру... пробую так. Дядя, - говорит, - вы от наших отбились?

А это кто такие ваши? - спрашиваю.

Ясно, кто - Красная армия... Только наши вчера за реку ушли. А вы, дядя, зачем тут? Вас немцы зацапают.

А ну, иди сюда, - говорю. - Расскажи, что тут в твоей местности делается.

Голова исчезла, опять появилась нога, и ко мне по глиняному склону на дно оврага, как на салазках, пятками вперед, съехал мальчонка лет тринадцати.

Дядя, - зашептал он, - вы скорее отсюда давайте куда-нибудь. Тут немцы ходят. У них вон у того леса четыре пушки стоят, а здесь сбоку минометы ихние установлены. Тут через дорогу никакого ходу нет.

И откуда, - говорю, - ты все это знаешь?

Как, - говорит, - откуда? Даром, что ли, с утра наблюдаю?

Для чего же наблюдаешь?

Пригодится в жизни, мало ль что...

Стал я его расспрашивать, и малец рассказал мне про всю обстановку. Выяснил я, что овраг идет по лесу далеко и по дну его можно будет вывести наших из зоны огня. Мальчишка вызвался проводить нас. Только мы стали выбираться из оврага в лес, как вдруг засвистело в воздухе, завыло и раздался такой треск, словно большую половицу разом на тысячи сухих щепок раскололо. Это немецкая мина угодила прямо в овраг и рванула землю около нас. Темно стало у меня в глазах. Потом я высвободил голову из-под насыпавшейся на меня земли, огляделся: где, думаю, мой маленький товарищ? Вижу, медленно приподымает он свою кудлатую голову от земли, начинает выковыривать пальцем глину из ушей, изо рта, из носа.

Вот это так дало! - говорит. - Попало нам, дядя, с вами, как богатым... Ой, дядя, - говорит, - погодите! Да вы ж раненый.

Хотел я подняться, а ног не чую. И вижу - из разорванного сапога кровь плывет. А мальчишка вдруг прислушался, вскарабкался к кустам, выглянул на дорогу, скатился опять вниз и шепчет:

Дядя, - говорит, - сюда немцы идут. Офицер впереди. Честное слово! Давайте скорее отсюда... Эх ты, как вас сильно...

Попробовал я шевельнуться, а к ногам словно по десять пудов к каждой привязано. Не вылезти мне из оврага. Тянет меня вниз, назад...

Эх, дядя, дядя, - говорит мой дружок и сам чуть не плачет, - ну, тогда лежите здесь, дядя, чтоб вас не слыхать, не видать. А я им сейчас глаза отведу, а потом вернусь после...

Побледнел сам так, что веснушек еще больше стало, а глаза у самого блестят. «Что он такое задумал?» соображаю я. Хотел было его удержать, схватил за пятку, да куда там! Только мелькнули над моей головой его ноги с растопыренными чумазыми пальцами - на мизинчике синяя тряпочка, как сейчас вижу... Лежу я и прислушиваюсь. Вдруг слышу: «Стой!.. Стоять! Не ходить дальше!»

Заскрипели над моей головой тяжелые сапоги, я расслышал, как немец спросил:

Ты что такое тут делал?

Я, дяденька, корову ищу, - донесся до меня голос моего дружка, - хорошая такая корова, сама белая, а на боке черное, один рог вниз торчит, а другого вовсе нет. Маришкой зовут. Вы не видели?

Какая такая корова? Ты, я вижу, хочешь болтать мне глупости. Иди сюда близко. Ты что такое лазал тут уж очень долго, я тебя видел, как ты лазал.

Дяденька, я корову ищу, - стал опять плаксиво тянуть мой мальчонка. И внезапно по дороге четко застучали его легкие босые пятки.

Стоять! Куда ты смел? Назад! Буду стрелять! - закричал немец.

Над моей головой забухали тяжелые кованые сапоги. Потом раздался выстрел. Я понял: дружок мой нарочно бросился бежать в сторону от оврага, чтобы отвлечь немцев от меня. Я прислушался, задыхаясь. Снова ударил выстрел. И услышал я далекий, слабый вскрик. Потом стало очень тихо... Я как припадочный бился. Я зубами грыз землю, чтобы не закричать, я всей грудью на свои руки навалился, чтобы не дать им схватиться за оружие и не ударить по фашистам. А ведь нельзя мне было себя обнаруживать. Надо выполнить задание до конца. Погибнут без меня наши. Не выберутся.

Опираясь на локти, цепляясь за ветки, пополз я... После уже ничего не помню. Помню только - когда открыл глаза, увидел над собой совсем близко лицо Андрея...

Ну вот, так мы и выбрались через тот овраг из лесу.

Он остановился, передохнул и медленно обвел глазами весь зал.

Вот, товарищи, кому я жизнью своей обязан, кто нашу часть вызволить из беды помог. Понятно, стоять бы ему тут, у этого стола. Да вот не вышло... И есть у меня еще одна просьба к вам... Почтим, товарищи, память дружка моего безвестного - героя безымянного... Вот, даже и как звать его спросить не успел...

И в большом зале тихо поднялись летчики, танкисты, моряки, генералы, гвардейцы, люди славных боев, герои жестоких битв, поднялись, чтобы почтить память маленького, никому неведомого героя, имени которого никто не знал. Молча стояли понурившиеся люди в зале, и каждый по-своему видел перед собой кудлатого мальчонку, веснущатого и голопятого, с синей замурзанной тряпочкой на босой ноге...

У КЛАССНОЙ ДОСКИ

Про учительницу Ксению Андреевну Карташову говорили, что у нее руки поют. Движения у нее были мягкие, неторопливые, округлые, и когда она объясняла урок в классе, ребята следили за каждым мановением руки учительницы, и рука пела, рука объясняла все, что оставалось непонятным в словах. Ксении Андреевне не приходилось повышать голос на учеников, ей не надо было прикрикивать. Зашумят в классе, она подымет свою легкую руку, поведет ею - и весь класс словно прислушивается, сразу становится тихо.

Ух, она у нас и строгая же! - хвастались ребята. - Сразу все замечает...

Тридцать два года учительствовала в селе Ксения Андреевна. Сельские милиционеры отдавали ей честь на улице и, козыряя, говорили:

Ксения Андреевна, ну как мой Ванька у вас по науке двигает? Вы его там покрепче.

Ничего, ничего, двигается понемножку, - отвечала учительница, - хороший мальчуган. Ленится вот только иногда. Ну, это и с отцом бывало. Верно ведь?

Милиционер смущенно оправлял пояс: когда-то он сам сидел за партой и отвечал у доски Ксении Андреевне и тоже слышал про себя, что малый он неплохой, да только ленится иногда... И председатель колхоза был когда-то учеником Ксении Андреевны, и директор машинно-тракторной станции учился у нее. Много людей прошло за тридцать два года через класс Ксении Андреевны. Строгим, но справедливым человеком прослыла она.

Волосы у Ксении Андреевны давно побелели, но глаза не выцвели и были такие же синие и ясные, как в молодости. И всякий, кто встречал этот ровный и светлый взгляд, невольно веселел и начинал думать, что, честное слово, не такой уж он плохой человек и на свете жить безусловно стоит. Вот какие глаза были у Ксении Андреевны!

И походка у нее была тоже легкая и певучая. Девочки из старших классов старались перенять ее. Никто никогда не видел, чтобы учительница заторопилась, поспешила. А в то же время всякая работа быстро спорилась и тоже словно пела в ее умелых руках. Когда писала она на классной доске условия задачи или примеры из грамматики, мел не стучал, не скрипел, не крошился, и ребятам казалось, что из мелка, как из тюбика, легко и вкусно выдавливается белая струйка, выписывая на черной глади доски буквы и цифры. «Не спеши! Не скачи, подумай сперва как следует!» мягко говорила Ксения Андреевна, когда ученик начинал плутать в задаче или в предложении и, усердно надписывая и стирая написанное тряпкой, плавал в облачках мелового дыма.

Не заспешила Ксения Андреевна и в этот раз. Как только послышалась трескотня моторов, учительница строго оглядела небо и привычным голосом сказала ребятам, чтобы все шли к траншее, вырытой в школьном дворе. Школа стояла немножко в стороне от села, на пригорке. Окна классов выходили к обрыву над рекой. Ксения Андреевна жила при школе. Занятий не было. Фронт проходил совсем недалеко от села. Где-то рядом громыхали бои. Части Красной армии отошли за реку и укрепились там. А колхозники собрали партизанский отряд и ушли в ближний лес за селом. Школьники носили им туда еду, рассказывали партизанам, где и когда были замечены немцы. Костя Рожков - лучший пловец школы - не раз доставлял на тот берег красноармейцам донесения от командира лесных партизан. Шура Капустина однажды сама перевязала раны двум пострадавшим в бою партизанам - этому искусству научила ее Ксения Андреевна. Даже Сеня Пичугин, известный тихоня, высмотрел как-то за селом немецкий патруль и, разведав, куда он идет, успел предупредить партизан.

Под вечер ребята собирались у школы и обо всем рассказывали учительнице. Так было и этот раз, когда совсем близко заурчали моторы. Фашистские самолеты не раз уже налетали на село, бросали бомбы, рыскали над лесом в поисках партизан. Косте Рожкову однажды пришлось уже целый час лежать в болоте, спрятав голову под широкие листы кувшинок. А совсем рядом, подсеченный пулеметными очередями с самолета, валился в воду камыш... И ребята уже привыкли к налетам.

Но теперь они ошиблись. Урчали не самолеты. Ребята еще не успели спрятаться в щель, как на школьный двор, перепрыгнув через невысокий палисад, забежали три запыленных немца. Автомобильные очки со створчатыми стеклами блестели на их шлемах. Это были разведчики-мотоциклисты. Они оставили свои машины в кустах. С трех разных сторон, но все разом они бросились к школьникам и нацелили на них свои скорострельные пистолеты.

Стой! - закричал худой длиннорукий немец с короткими рыжими усиками, должно быть начальник. - Пионирен? - спросил он.

Ребята молчали, невольно отодвигаясь от дула пистолета, который немец по очереди совал им в лицо.

Но жесткие, холодные стволы двух других автоматов больно нажимали сзади в спины и шеи школьников.

Шнеллер, шнеллер, быстро! - закричал фашист.

Ксения Андреевна шагнула вперед прямо на немца и прикрыла собой ребят.

Что вы хотите? - спросила учительница и строго посмотрела в глаза немцу. Ее синий и спокойный взор смутил невольно отступившего фашиста.

Кто такое ви? Отвечать сию минуту... Я кой-чем говорить по-русски.

Я понимаю и по-немецки, - тихо отвечала учительница, - но говорить мне с вами не о чем. Это мои ученики, я учительница местной школы. Вы можете опустить ваш револьвер. Что вам угодно? Зачем вы пугаете детей?

Не учить меня! - зашипел разведчик.

Двое других немцев тревожно оглядывались по сторонам. Один из них сказал что-то начальнику. Тот забеспокоился, посмотрел в сторону села и стал толкать дулом пистолета учительницу и ребят по направлению к школе.

Ну, ну, поторапливайся, - приговаривал он, - мы спешим... - Он пригрозил пистолетом. - Два маленьких вопроса - и все будет в порядке.

Ребят вместе с Ксенией Андреевной втолкнули в класс. Один из фашистов остался сторожить на школьном крыльце. Другой немец и начальник загнали ребят за парты.

Сейчас я вам буду давать небольшой экзамен, - сказал начальник. - Сидеть на место!

Но ребята стояли, сгрудившись в проходе, и смотрели, бледные, на учительницу.

Садитесь, ребята, - своим негромким и обычным голосом сказала Ксения Андреевна, как будто начинался очередной урок.

Ребята осторожно расселись. Они сидели молча, не спуская глаз с учительницы. Они сели, по привычке, на свои места, как сидели обычно в классе: Сеня Пичугин и Шура Капустина впереди, а Костя Рожков сзади всех, на последней парте. И, очутившись на своих знакомых местах, ребята понемножку успокоились.

За окнами класса, на стеклах которых были наклеены защитные полоски, спокойно голубело небо, на подоконнике в банках и ящиках стояли цветы, выращенные ребятами. На стеклянном шкафу, как всегда, парил ястреб, набитый опилками. И стену класса украшали аккуратно наклеенные гербарии. Старший немец задел плечом один из наклеенных листов, и на пол посыпались с легким хрустом засушенные ромашки, хрупкие стебельки и веточки.

Это больно резнуло ребят по сердцу. Все было дико, все казалось противным привычно установившемуся в этих стенах порядку. И таким дорогим показался ребятам знакомый класс, парты, на крышках которых засохшие чернильные подтеки отливали, как крыло жука-бронзовика.

А когда один из фашистов подошел к столу, за которым обычно сидела Ксения Андреевна, и пнул его ногой, ребята почувствовали себя глубоко оскорбленными.

Начальник потребовал, чтобы ему дали стул. Никто из ребят не пошевелился.

Ну! - прикрикнул фашист.

Здесь слушаются только меня, - сказала Ксения Андреевна. - Пичугин, принеси, пожалуйста, стул из коридора.

Тихонький Сеня Пичугин неслышно соскользнул с парты и пошел за стулом. Он долго не возвращался.

Пичугин, поскорее! - позвала Сеню учительница.

Тот явился через минуту, волоча тяжелый стул с сиденьем, обитым черной клеенкой. Не дожидаясь, пока он подойдет поближе, немец вырвал у него стул, поставил перед собой и сел. Шура Капустина подняла руку.

Ксения Андреевна... можно выйти из класса?

Сиди, Капустина, сиди. - И понимающе взглянув на девочку, Ксения Андреевна еле слышно добавила: - Там же все равно часовой.

Теперь каждый меня будет слушать! - сказал начальник.

И коверкая слова, фашист стал говорить ребятам о том, что в лесу скрываются красные партизаны и он это прекрасно знает и ребята тоже это прекрасно знают. Немецкие разведчики не раз видели, как школьники бегали туда-сюда в лес. И теперь ребята должны сказать начальнику, где спрятались партизаны. Если ребята скажут, где сейчас партизаны, - натурально, все будет хорошо. Если ребята не скажут, - натурально, все будет очень плохо.

Теперь я буду слушать каждый! - закончил свою речь немец.

Тут ребята поняли, чего от них хотят. Они сидели не шелохнувшись, только переглянуться успели, и снова застыли на своих партах.

По лицу Шуры Капустиной медленно ползла слеза. Костя Рожков сидел, наклонившись вперед, положив крепкие локти на откинутую крышку парты. Короткие пальцы его рук были сплетены. Костя слегка покачивался, уставившись в парту. Со стороны казалось, что он пытается освободить руки, а какая-то сила мешает ему сделать это.

Ребята сидели молча.

Начальник подозвал своего помощника и взял у него карту.

Скажите им, - сказал он по-немецки Ксении Андреевне, - чтобы они показали мне на карте или на плане это место. Ну, живо! Только смотрите у меня... - Он заговорил опять по-русски: - Я вам предупреждаю, что я понятен русскому языку и что вы будете сказать детей...

Он подошел к доске, взял мелок и быстро набросал план местности - реку, село, школу, лес... Чтобы было понятней, он даже трубу нарисовал на школьной крыше и нацарапал завитушки дыма.

Может быть, вы все-таки подумаете и сами скажете мне все, что надо? - тихо спросил начальник по-немецки у учительницы, вплотную подойдя к ней. - Дети не поймут, говорите по-немецки.

Я уже сказала вам, что никогда не была там и не знаю, где это.

Фашист, схватив своими длинными руками Ксению Андреевну за плечи, грубо потряс ее.

Ксения Андреевна высвободилась, сделала шаг вперед, подошла к партам, оперлась обеими руками на переднюю и сказала:

Ребята! Этот человек хочет, чтобы мы сказали ему, где находятся наши партизаны. Я не знаю, где они находятся. Я там никогда не была. И вы тоже не знаете. Правда?

Не знаем, не знаем... - зашумели ребята. - Кто их знает, где они! Ушли в лес - и всё.

Вы совсем скверные учащиеся, - попробовал пошутить немец, - не может отвечать на такой простой вопрос. Ай, ай...

Он с деланной веселостью оглядел класс, но не встретил ни одной улыбки. Ребята сидели строгие и настороженные. Тихо было в классе, только слышно было, как угрюмо сопит на первой парте Сеня Пичугин. Немец подошел к нему:

Ну, ты, как звать?.. Ты тоже не знаешь?

Не знаю, - тихо ответил Сеня.

А это что такое, знаешь? - и немец ткнул дулом пистолета в опущенный подбородок Сени.

Это знаю, - сказал Сеня. - Пистолет-автомат системы «Вальтер»...

А ты знаешь, сколько он может убивать таких скверных учащихся?

Не знаю. Сами считайте... - буркнул Сеня.

Кто такое! - закричал немец. - Ты сказал: сами считать! Очень прекрасно! Я буду сам считать до трех. И если никто мне не сказать, что я просил, я буду стрелять сперва вашу упрямую учительницу. А потом - всякий, кто не скажет. Я начинал считать! Раз!..

Он схватил Ксению Андреевну за руку и рванул ее к стене класса. Ни звука не произнесла Ксения Андреевна, но ребятам показалось, что ее мягкие певучие руки сами застонали. И класс загудел. Другой фашист тотчас направил на ребят свой пистолет.

Дети, не надо, - тихо произнесла Ксения Андреевна и хотела по привычке поднять руку, но фашист ударил стволом пистолета по ее кисти, и рука бессильно упала.

Альзо, итак, никто не знай из вас, где партизаны, - сказал немец. - Прекрасно, будем считать. «Раз» я уже говорил, теперь будет «два».

Фашист стал подымать пистолет, целя в голову учительнице. На передней парте забилась в рыданиях Шура Капустина.

Молчи, Шура, молчи, - прошептала Ксения Андреевна, и губы ее почти не двигались. - Пусть все молчат, - медленно проговорила она, оглядывая класс, - кому страшно, пусть отвернется. Не надо смотреть, ребята... Прощайте! Учитесь хорошенько. И этот наш урок запомните...

Я сейчас буду говорить «три»! - перебил ее фашист.

И вдруг на задней парте поднялся Костя Рожков и поднял руку:

Она правда не знает!

А кто знай?

Я знаю... - громко и отчетливо сказал Костя. - Я сам туда ходил и знаю. А она не была и не знает.

Ну, показывай, - сказал начальник.

Рожков, зачем ты говоришь неправду? - проговорила Ксения Андреевна.

Я правду говорю, - упрямо и жестко сказал Костя и посмотрел в глаза учительнице.

Костя... - начала Ксения Андреевна.

Но Рожков перебил ее:

Ксения Андреевна, я сам знаю...

Учительница стояла, отвернувшись от него, уронив свою белую голову на грудь. Костя вышел к доске, у которой он столько раз отвечал урок. Он взял мел. В нерешительности стоял он, перебирая пальцами белые крошащиеся кусочки. Фашист приблизился к доске и ждал. Костя поднял руку с мелком.

Вот, глядите сюда, - зашептал он, - я покажу где...

Немец подошел к нему и наклонился, чтобы лучше рассмотреть, что показывает мальчик. И вдруг Костя обеими руками из всех сил ударил черную гладь доски. Так делают, когда, исписав одну сторону, доску собираются перевернуть на другую. Доска резко повернулась в своей раме, взвизгнула и с размаху ударила фашиста по лицу. Он отлетел в сторону, а Костя прыгнул через раму, нырнул, скрылся за доской, как за щитом. Фашист, схватившись за разбитое в кровь лицо, бестолку палил в доску, всаживая в нее пулю за пулей.

Напрасно... За классной доской было окно, выходившее к обрыву над рекой. Костя, не задумываясь, прыгнул в открытое окно, бросился с обрыва в реку и поплыл к другому берегу.

Второй фашист, оттолкнув Ксению Андреевну, подбежал к окну и стал стрелять по мальчику из пистолета. Начальник отпихнул его в сторону, вырвал у него пистолет и сам прицелился через окно. Ребята вскочили на парты. Они уже не думали про опасность, которая им самим угрожала. Их тревожил теперь только один Костя. Им хотелось сейчас лишь одного - чтобы Костя добрался до того берега, чтобы немцы промахнулись.

В это время, заслышав пальбу на селе, из леса выскочили выслеживавшие мотоциклистов партизаны. Увидев их, немец, стороживший на крыльце, выпалил в воздух, прокричал что-то своим товарищам и кинулся в кусты, где были спрятаны мотоциклы. Но по кустам, прошивая листья, срезая ветки, хлестнула пулеметная очередь красноармейского дозора, что был на другом берегу...

Прошло не более пятнадцати минут, и в класс, куда снова ввалились взволнованные ребята, партизаны привели троих обезоруженных немцев. Командир партизанского отряда взял тяжелый стул, придвинул его к столу и хотел сесть, но Сеня Пичугин вдруг кинулся вперед и выхватил у него стул.

Не надо, не надо! Я вам сейчас другой принесу.

И мигом притащил из коридора другой стул, а этот задвинул за доску. Командир партизанского отряда сел и вызвал к столу для допроса начальника фашистов. А двое других, помятые и притихшие, сели рядышком на парте Сени Пичугина и Шуры Капустиной, старательно и робко размещая там свои ноги.

Он чуть Ксению Андреевну не убил, - зашептала Шура Капустина командиру, показывая на фашистского разведчика.

Не совсем точно так, - забормотал немец, - это правильно совсем не я...

Он, он! - закричал тихонький Сеня Пичугин. - У него метка осталась... я... когда стул тащил, на клеенку чернила опрокинул нечаянно...

Командир перегнулся через стол, взглянул и усмехнулся: на серых штанах фашиста сзади темнело чернильное пятно...

В класс вошла Ксения Андреевна. Она ходила на берег узнать, благополучно ли доплыл Костя Рожков. Немцы, сидевшие за передней партой, с удивлением посмотрели на вскочившего командира.

Встать! - закричал на них командир. - У нас в классе полагается вставать, когда учительница входит. Не тому вас, видно, учили!

И два фашиста послушно поднялись.

Разрешите продолжать наше занятие, Ксения Андреевна? - спросил командир.

Сидите, сидите, Широков.

Нет уж, Ксения Андреевна, занимайте свое законное место, - возразил Широков, придвигая стул, - в этом помещении вы у нас хозяйка. И я тут вон за той партой уму-разуму набрался, и дочка моя тут у вас образование получает... Извините, Ксения Андреевна, что пришлось этих охальников в класс ваш допустить. Ну, раз уж так вышло, вот вы их сами и порасспрошайте толком. Подсобите нам: вы по-ихнему знаете...

И Ксения Андреевна заняла свое место за столом, у которого она выучила за тридцать два года много хороших людей. А сейчас перед столом Ксении Андреевны, рядом с классной доской, пробитой пулями, мялся длиннорукий рыжеусый верзила, нервно оправлял куртку, мычал что-то и прятал глаза от синего строгого взгляда старой учительницы.

Стойте как следует, - сказала Ксения Андреевна, - что вы ерзаете? У меня ребята этак не держатся. Вот так... А теперь потрудитесь отвечать на мои вопросы.

И долговязый фашист, оробев, вытянулся перед учительницей.

ТРИ «ФАБЗАЙЦА»

Воздушная тревога привела во двор к нам трех пареньков. На бляхах поясов я увидел буквы Р и У. Они вошли лесенкой: старший, средний, младший. Пальцы у них были темные, под глазами чернели полукружки от копоти. Они возвращались с работы, спешили и не отмылись.

Тут, значит, и заночуем, директор? - спросил самый маленький, деловито оглядывая наш двор.

Да, выходит, надо располагаться, - отвечал тот, кого назвали директором.

Третий день никак до дому не дойдем, - сверкнув ослепительными зубами, сказал средний.

Вскоре мы подружились с ними. Я узнал, что они действительно уже третью ночь никак не могут добраться до дому. Смена у них кончается поздно. И по дороге их задерживает тревога. Сегодня они собрались в кино. Но вот оказия: опять застукала их в дороге тревога.

Во двор вошел комендант и велел трем приятелям спуститься в бомбоубежище. Они неохотно подчинились. Спустившись в укрытие, ребята немедленно нашли какую-то фанеру, и так как народу было много и все места уже были заняты, то фанера эта была тотчас превращена изобретательными друзьями в некое подобие ложа. Крепко обняв друг друга, приятели через мгновение уснули. Они проснулись, когда комендант крикнул с лестницы: «Мужчины, наверх! Тушить надо».

Все трое выскочили мгновенно во двор. Пролетевший фашистский бомбардировщик сбросил на крыши зданий и во двор десятки зажигательных бомб. Народ у нас во дворе был уже обстрелянный и на этот раз не растерялся. Бомбы немедленно были загашены песком и водой. Но вдруг из щели в воротах небольшого гаража, который стоял около нашего дома, замерцал какой-то подозрительный свет. Оказалось, что бомба пробила крышу и проникла в гараж. Там стояли невывезенные машины и мотоциклет.

Прежде чем кто-нибудь успел что-либо сообразить, я увидел, как «директор» подставил свою спину, на нее вскарабкался средний паренек, а на спину среднего полез самый младший. Он уцепился за переплет окна, расположенного высоко над землей в стене гаража, повис, подобрался, выбил локтем стекло и скрылся в гараже, откуда уже шел дым, освещенный красным пламенем.

Когда через минуту ворота гаража были взломаны, мы увидели между двумя автомашинами рядом с новеньким мотоциклом нашего маленького гостя, который яростно притоптывал, прыгал на куче песка. Огня уже нигде не было.

Эге! - промолвил паренек, которого дразнили «директором». - Здо рово, Костюха! Это, пожалуй, чище, чем мы с Митькой вчера на Красной Пресне.

А что вчера? - спросил я.

Да нет, мы там дровяницу растаскали во-время, пока не загорелась.

После этого трое друзей спустились снова в убежище и через минуту опять заснули на своей фанерке. Едва прозвучал отбой, ребята поднялись, потерли закопченными руками сонные лица и ушли со двора. Их благодарили. Их хвалили вдогонку. Но они ушли, не оборачиваясь.

Вдруг во двор снова вбежал младший. В воротах в некотором отдалении от него показались два его товарища.

Дядя, - обратился маленький к коменданту, - ведь мотоциклет, который чуть было не сгорел, он ведь «Красный Октябрь»? Да?.. Ага! А Витька говорит: это «Харлей».

И он торжествующе посмотрел на своих друзей. А потом они ушли все трое, и до нас донеслась песенка, ими, должно быть, переделанная на свой лад:

«Три фабзайца, три веселых друга, - всё народ надежный, боевой...»

ПРИДЕТ СРОК...

Итак, значит, вам, с какого конца ни считай, двенадцать лет, - сказал начальник, тщетно пытаясь нахмуриться, хотя его разбирало желание потормошить ребят, - год рождения, следовательно, 1929. Очень хорошо. И фамилия одного из вас Курохтин, звать Юрий. Так?

Так, - отвечал, глядя в пол, коренастый мальчик в низко нахлобученной на брови заячьей ушанке и с самодельным рюкзаком на плечах.

А тот, следовательно, будет Штырь Женя? Не ошибся?

Ответа не последовало. На начальника печально смотрели большие серые глаза, ресницы которых слипались от слез. Отнекиваться было бесполезно.

Их задержали на-днях у одной подмосковной станции. Москва была уже совсем близко. Прошел бы час-полтора, не больше, и из-за горизонта поднялись бы трубы, крыши, шпили, вышки и звезды столицы.

Юрик Курохтин хорошо знал Москву. Здесь он родился. Здесь, на Покровском бульваре, в одном из переулочков, он впервые пошел в школу и сейчас был уже четвероклассником. Но теперь он учился не в Москве. В начале войны он вместе с матерью уехал в далекий сибирский город, где и познакомился с Женей. Теперь они уехали оттуда тайком. Все это придумал Юрик. Он уговорил Женю отправиться вместе с ним, чтобы участвовать в сражениях под Москвой и защищать столицу от фашистов. Они ехали без билетов, их то и дело высаживали, они снова пролезали в вагон, прятались.

И всю дорогу Юрий шопотом рассказывал Жене про Москву. Он рассказывал, как отец взял его однажды 7 ноября на Красную площадь и с белокаменных гостевых трибун он хорошо видел парад Красной армии и праздничное шествие трудовой Москвы. И потом отец поднял его на руки, и он увидел Сталина, который стоял наверху мавзолея, облокотившись на гранитный барьер, и дружелюбно махал рукой шагавшим мимо него сотням тысяч людей. О своем чудесном городе, о Москве своей, всю дорогу шептал маленький москвич Юрий Курохтин Жене Штырь. И перед глазами Жени вставал огромный многолюдный город, никогда не виданный Женей наяву, но не раз побывавший в Жениных снах и мечтах. И давно уже стали знакомыми и родными для Жени островерхие башни Кремля, и кудрявая зелень парков, и огромный зоопарк с дикими зверями, и планетарий с его ручными звездами, и матовая гладь асфальтированных улиц, и бегущие лестницы метро, и свежесть волжских струй, вливавшихся в город, и московские люди, торопливые и деловые, но радушные и приветливые, горячо любящие свой великий город.

А теперь фашисты что было сил лезли на Москву. Юрик похудел от тревоги за свой город. Тревога вскоре захватила и Женю. И они решили отправиться на защиту столицы. Их задержали уже недалеко от Москвы по телеграммам, которые были посланы родителями вдогонку беглецам. Теперь они стояли в кабинете военного коменданта вокзала.

А чего же вы все-таки приехали? - допытывался начальник и никак не мог справиться со своими бровями, которые ни за что не хотели хмуриться.

Начальник издал какой-то странный звук, словно чихнул про себя, но опять стал серьезным и строгим.

Ну, а ты, мальчик? - обратился он к Жене.

Я не мальчик совсем. Я совсем сестра...

Начальник изумился:

Чья сестра?

Ничья... Просто медицинская... Для раненых.

Стоп, стоп, стоп, - пробормотал начальник, беря со стола телеграмму. - Тут ясно указано: «Двое детей-школьников двенадцати лет. Юрий Курохтин и Женя Штырь». А ты говоришь - сестра.

Юрий пришел на помощь Жене:

Она девочка, только замаскировалась под мальчика, чтобы ее в Красную армию взяли, а потом бы она все сказала и стала бы сестрой. А я хотел пулеметчикам патроны подносить.

Начальник встал и внимательно посмотрел на обоих.

Эх, торопыги! - сказал он. - Не дело это вы затеяли. Для вас еще придет срок. А сейчас езжайте-ка домой и бросьте эти штуки. Вот вы считаете, верно, себя большими героями: из дому удрали, школу бросили. А ведь если говорить с вами по-военному, то вы просто-таки нарушители порядка - и всё. Куда ж это годится? Какая же это дисциплина? Кто же в школах учиться будет, а? Я вас спрашиваю.

Начальник замолчал. Он оглядел всех, кто был в кабинете. Подняли голову и ребята. Строгие военные люди стояли вокруг них.

А потом ребят усадили в вагон поезда, который шел из Москвы, и поручили их попечению пожилой проводницы. И ребята поехали обратно.

Ничего, - утешала неудачливых беглецов проводница, - и без вас там справятся. Вон, гляди, какая сила на подмогу идет.

Поезд остановился у разъезда. Проводница взяла зеленый флажок и вышла. Юрик и Женя, спрыгнув с полки, подбежали к окну. Навстречу к Москве шел воинский эшелон. Поезд долго стоял на разъезде, пропуская состав за составом. И все шли и шли к Москве воинские составы, длинные поезда, на платформах которых ехало что-то тяжелое, покрытое брезентом, а на подножках стояли бойцы охраны, запахнувшись в теплые косматые тулупы, с винтовками в руках. Потом поезд пошел дальше. И сколько ни шел он - день, два, три, неделю - Женя и Юра видели везде людей в шлемах, в теплых шапках с красными звездами. Их было очень много. Тысячи, а может быть, и миллионы... Уже хорошо сладившимися голосами они пели песню о великом победном походе, срок которому скоро придет.

АЛЕКСЕЙ АНДРЕЕВИЧ

У Алексея Андреевича должны быть тугие темные усы, голос густой, плечи широкие, вид почтенный... Так думал командир войсковой части, которая расположилась у берега реки Н. Командир никогда не видел в глаза Алексея Андреевича, но слышал о нем каждый день. Неделю назад бойцы, возвращаясь из разведки, доложили, что в лесочке их встретил босой мальчуган, вывернул из карманов семь белых камешков, пять черных, потом вытянул веревку, завязанную четырьмя узелками, а в конце концов вытряхнул три щепочки. И глядя на добытое из карманов добро, неизвестный мальчуган сообщил топотом, что на том берегу реки замечены семь минометов немецких, пять танков противника, четыре орудия и три пулемета. На вопрос, откуда он взялся, мальчонка ответил, что его прислал сам Алексей Андреевич.

Пришел он к разведчикам и завтра и через день. И каждый раз долго рылся в карманах, вытаскивая разноцветные камешки, щепочки, считал узлы на бечевке и говорил, что его прислал Алексей Андреевич. Кто таков Алексей Андреевич, мальчонка не сказал, как его ни расспрашивали. «Время военное - болтать много нечего, - объяснил он, - да и сам Алексей Андреевич не приказывал ничего говорить о нем». И командир, ежедневно получая очень важные сведения в лесу, решил, что Алексей Андреевич - это какой-то храбрый заречный партизан, могучий богатырь, с тугими усами и низким голосом. Именно таким почему-то казался командиру Алексей Андреевич.

Однажды вечером, когда с широкой реки потянуло теплом и вода стала совсем гладкой, словно застывшей, командир проверил посты охранения и собрался поужинать. Но тут ему доложили, что к часовым заставы прибыл какой-то парнишка и просится к командиру. Командир разрешил пропустить мальчишку.

Через несколько минут он увидел перед собой невысокого паренька лет тринадцати-четырнадцати. Ничего особенного в нем не было. Мальчишка с виду казался простоватым и даже немного непонятливым. Он шел слегка разболтанной походкой, и слишком короткие штанины мотались из стороны в сторону над его босыми ступнями. Но командиру показалось, что мальчишка только прикидывается таким простачком. Командир почуял какую-то хитрость. И действительно, как только паренек увидел командира, он тотчас перестал зевать по сторонам, подобрался весь, сделал четыре твердых шага, замер, вытянулся, отдал пионерский салют и отчеканил:

Разрешите доложиться, товарищ командир? Алексей Андреевич...

Ты?! - не поверил командир.

Я самый. Заведующий переправой.

Чем? Чем заведующий? - переспросил командир.

Переправой! - раздалось из-за куста, и сквозь листву просунулся мальчонка лет девяти.

А ты кто такой? - спросил командир.

Мальчуган вылез из куста, вытянулся и, поглядывая то на командира, то на своего старшего товарища, старательно выговорил:

Я - для особых поручениев.

Тот, что назвался Алексеем Андреевичем, грозно покосился на него.

Для поручений, - поправил он малыша, - сто раз сказано! И не лезь, покуда старший говорит. Сызнова вас учить надо?

Командир скрыл улыбку и внимательно оглядел обоих. И старший и маленький стояли перед ним навытяжку.

Это Валек, порученец мой, - пояснил первый, - а я заведующий переправой.

У маленького «порученца» от волнения все время шевелились пальцы босых запыленных ног, аккуратно сдвинутых пятками вместе.

Заведующий? Переправой? - удивился командир.

Так точно.

Где же это твоя переправа?

В известном месте, - сказал паренек и посмотрел на маленького. Тот только носом шмыгнул: понимаем, мол, не бойсь.

А ты откуда явился?

Из поселка. Вон там, за лесом.

А по фамилии как тебя? - допытывался командир.

А по фамилии - я потом, только вам скажу, а то может семейству моему вред получиться. Немцы узнают - отместку за меня сделают.

За что же немцы тебе мстить будут?

Как за что? - Паренек даже обиделся. Валек не удержался и хмыкнул; старший строго поглядел на него. - Как за что? За переправу.

Да что это за переправа такая? - рассердился командир. - Крутит тут мне голову: переправа, переправа... а ничего толком не объяснит.

Можно стоять вольно? - спросил паренек.

Да стой вольно, стой, как хочешь, только скажи толком: чего тебе от меня надо?

Ребята встали «вольно». Маленький при этом старательно отставил в сторону ногу и смешно вывернул пятку.

Обыкновенная переправа, - неторопливо начал старший. - Имеется, значит, плот. Под названием «Гроб фашистам». Сами связали. Нас целых восемь человек, а я заведующий. И мы с того берега, где немцы, трех раненых наших на эту сторону переправили. Они вот там, в лесу. Мы их там укрыли, маскировку сделали. Только дале-то их тащить тяжело. Вот мы к вам и прибыли. Их надо в поселок унести, раненых.

Что ж, немцы вас не заметили? Как же вы у них под носом на своем плоту путешествуете?

А мы все под бережком, под бережком, а потом там у нас корчага есть, мы от нее уже на ту сторону переваливаем. Тут у речки изгиб. Вот и не видно нас. Они заметили было, стрелять начали, а мы уже к месту назначения прибыли.

Ну, если правду говоришь, молодец, Андрей Алексеевич! - сказал командир.

Алексей Андреевич, - тихо поправил паренек, скромно глядя в сторону.

Через полчаса Алексей Андреевич и его «порученец» Валек привели командира и санитаров к раненым, которые были спрятаны в лесу, там, где река сделала глубокую промоину в береге и толстые корни деревьев переплелись, как шалаш.

Вот тут! - указал Алексей Андреевич.

Из-под корней выскочили, карабкаясь по берегу, четверо ребят.

Смирно! - скомандовал Алексей Андреевич и повернулся к командиру: - Команда пионерской переправы в сборе. Раненые как раз тут, у судна выставлена охрана. Переправа к выполнению боевых заданий готова.

Здравствуйте, товарищи! - поздоровался командир.

Ребята дружно ответили; только из-за дерева, нависшего над берегом, с некоторым опозданием прозвучало: «Здравствуйте». И Алексей Андреевич объяснил, что это двое дежурных, которые охраняют спрятанный плот. Вскоре трое тяжело раненных красноармейцев были уложены санитарами на носилки. Двое из раненых бойцов были в забытьи и только изредка тихо стонали; третий, схватив ослабевшей рукой командира за локоть, тяжело двигая губами, все порывался сказать что-то. Но у него выходило только:

Пионеры-то... ребятишки... очень благодарны от бойцов... пионеры... Пропали бы... А они вот...

Санитары унесли раненых в поселок. А командир пригласил ребят поужинать к себе. Но Алексей Андреевич заявил, что подходит самое время для работы и он отлучиться не может.

На следующий день Алексей Андреевич принес командиру бумажку, на которой был нарисован план расположения немцев. Он сам нарисовал его, пробравшись на тот берег.

А сколько у них пулеметов и орудий, не заметил? - спросил командир.

Сейчас получите все в точности, - отвечал Алексей Андреевич и свистнул. Тотчас из кустов высунулся долговязый парень в очках.

Это при нашем плоте счетовод, Колька, - пояснил Алексей Андреевич.

Не счетовод, а булгахтер, - мрачно поправил долговязый.

Бухгалтер! Сто раз сказано! - сказал Алексей Андреевич.

У «бухгалтера» оказался точный, завязанный узелками на веревке, собранный из камешков и палочек список всех пулеметов и орудий, которые немцы установили на другом берегу.

А как насчет броневиков? Не видали?

Это уже надо у Сережки спросить, - отвечал Алексей Андреевич, - я нарочно рассредоточил по всем, чтобы у каждого понемножку было. А по камешкам да щепочкам немцы не узнают. Это у каждого в кармане бывает. Если кто и попадется, остальные свое доделают. Эй, Сережка! - крикнул он, и тотчас из-за кустов вышел наголо стриженный и загорелый увалень. У него был десяток ракушек, обозначающих немецкие броневики и танки.

Может, вам винтовки нужны? - вдруг сурово спросил Алексей Андреевич.

Командир рассмеялся:

А вы что, не только плоты мастерите, но и винтовки, выходит, производите? Так, что ли?

Нет, - отвечал, не улыбаясь, Алексей Андреевич. - У нас готовые, немецкого производства. Присылайте вечером за ними к переправе, в ноль часов пятнадцать минут. Только чтоб точно.

Четверть первого, как было условлено, к месту переправы пришел сам командир. Его сопровождали несколько бойцов. Командир стал спускаться к воде и споткнулся вдруг обо что-то железное и тяжелое. Он нагнулся и нащупал мокрую винтовку.

Принимайте оружие, - зашептал Алексей Андреевич.

Восемьдесят немецких винтовок передали пионеры-плотогоны в эту ночь красноармейцам. Алексей Андреевич аккуратно пересчитал их, отметил у себя в записной книжечке каждую и велел своему «бухгалтеру» получить расписку с командира.

«Дано сие заведующему переправой Алексею Андреевичу в том, что мною получено восемьдесят немецких винтовок, захваченных пионерами у противника. Выражаю всей команде плота «Гроб фашистам» благодарность». И командир расписался.

Как же это вы ухитрились все-таки? - спросил он у ребят.

А они там пьяные. Вот мы подползли и утянули. Очень просто. Три раза туда плавали. Один раз в воду было упустили. Нырять пришлось.

А больше никаких приключениев не было, - вдруг подал голос Валек. А все думали, что он уже заснул, прикорнув на пеньке.

Ты уж молчи: приключениев!.. Сто раз сказано: приключений.

Ну, вы просто молодцы, ребята, - с искренним восхищением сказал командир, - здорово работаете. Этак вы, пожалуй, и пушку притащить можете.

И пушку можем, - спокойно согласился Алексей Андреевич.

Оказалось, что на том берегу в болотной тине накануне завязла немецкая пушка. Ребята высмотрели это место. Днем немцы пытались вытянуть орудие на берег, на сухое место, но у них ничего не вышло.

Командир отрядил семерых бойцов в помощь ребятам. Команда Алексея Андреевича заняла свои места на бревенчатом плоту. Ребята и бойцы стали грести руками, досками и лопатами. И плот «Гроб фашистам» тихо поплыл по ночной реке.

Командир должен был вернуться к своей части, но он не мог заснуть. Несколько раз он выходил на берег, вглядывался в темноту и прислушивался. Но ничего не было слышно.

Уже начинало светать, когда вдруг с того берега раздались беспорядочные выстрелы. Немцы заметили плот и открыли огонь по нему. Но было уже поздно. Командир увидел, что плот завернул за изгиб берега. Командир бросился туда.

К утру в расположение части были доставлены вытащенные из тины, оставленные там фашистами, пушка и миномет.

Восьмидесятидвухмиллиметровая пушка и сорокапятимиллиметровый миномет, - так сказал, докладывая командиру, Алексей Андреевич.

И совсем наоборот, - очень довольный ошибкой своего заведующего, поправил Коля-бухгалтер, - совсем обратно: пушка - сорок пять миллиметров, а миномет - восемьдесят два.

И он торжествующе показал свою запись.

Но бедный Алексей Андреевич уже так зевал, что спорить не мог.

Командир уложил ребят в своей палатке. Алексей Андреевич хотел оставить дежурных у плота, но командир поставил там своего часового. Настоящий часовой охранял в эту ночь славный пионерский плот «Гроб фашистам», а заведующий переправой и семеро его помощников, укрытые шинелями, сладко посапывали в командирской палатке.

Утром часть уходила на новые позиции. Ребят разбудили, накормили вкусным завтраком. Командир подошел к Алексею Андреевичу и положил ему руку на плечо.

Ну, Алексей Андреевич, - сказал он, - спасибо тебе за службу. Пригодилась нам твоя переправа. Что ж тебе подарить на память?

Да что вы! Мне ничего не надо.

Погоди, - остановил его командир. - Вот, Алексей Андреевич, друг, получай от меня. Носи с почетом. Зря не бахай, попусту не грозись. Оружие боевое. - И, отстегнув свой наган, он протянул его заведующему переправой. У ребят загорелись глаза от восторженной зависти. Алексей Андреевич взял обеими руками револьвер. Он медленно поворачивал его и осторожно прицелился в дерево.

Командир, взяв его за руку, наклонившись, поправил прицел. Все молчали. Алексей Андреевич хотел что-то сказать, открыл рот, но словно задохнулся на минуточку, кашлянул и промолчал. Вот она, сбылась его мечта!.. Настоящий наган, боевое оружие, тяжелый, стальной, семизарядный, лежал у него в руке, принадлежал ему.

Но вдруг он вздохнул и протянул наган обратно командиру.

Нельзя, - тихо проговорил он, - нельзя мне его при себе, попадешься еще немцам, обыщут, вот и узнают, что мы разведчики.

Что ты, Лешка! - не выдержал Валек-порученец. - Бери!

Я тебе не Лешка... сто раз сказано. Я же не за себя опасаюсь. А через это всех нас пострелять могут. Мы должны тайно действовать. Как будто совсем простые, вольные ребята. А тут сразу поймут, что мы разведчики. Нет уж, возьмите, товарищ командир.

И, не глядя на командира, он сунул ему револьвер.

Командир не раз вспоминал в этот день маленького заведующего переправой. Очень важные сведения дали командиру ребята. Фашистский батальон с танками и двумя взводами мотоциклистов был разгромлен в этот день. Вечером командир составлял список бойцов, представляемых к награде, и первым он поставил имя пионера Алексея, заведующего переправой через реку Н., славного командира плота «Гроб фашистам».

Командир написал полную фамилию Алексея Андреевича. Но я вам сейчас не могу еще назвать ее, потому что все, что рассказано здесь, истинная правда. И нельзя выдавать имя заведующего переправой пионера Алексея. В тылу у фашистов, на фронте западного направления, на реке Н. до самых морозов действовал славный плот «Гроб фашистам».

ДЕРЖИСЬ, КАПИТАН!

В Москве, в Русаковской больнице, где находятся дети, изувеченные фашистами, лежит Гриша Филатов. Ему четырнадцать лет. Мать у него колхозница, отец на фронте.

Когда немцы ворвались в село Лутохино, ребята попрятались. Многие скрылись со старшими в лесу. Но вскоре хватились, что Гриши Филатова нигде нет. Его нашли потом красноармейцы в чужой избе, недалеко от дома, где жил председатель сельсовета Суханов. Гриша был в беспамятстве. Из глубокой раны на ноге хлестала кровь.

Никто не понимал, каким образом он попал к немцам. Ведь сперва и он ушел со всеми в лесок за прудом. Что же заставило его вернуться? Это так и осталось непонятным.

Как-то в воскресенье лутохинские ребята приехали в Москву, чтобы проведать Гришу.

Навестить своего капитана отправились четыре форварда из школьной команды «Восход», вместе с которыми еще этим летом Гриша составлял знаменитую пятерку нападения. Сам капитан играл в центре. Слева от него был юркий Коля Швырев, любивший в игре подолгу водить мяч своими цепкими ногами, за что его и звали «Крючкотвором». По правую руку от капитана играл сутулый и вихлястый Еремка Пасекин, которого дразнили «Еремка-поземка, дуй низом по полю» за то, что он бегал, низко пригнувшись и волоча ноги. На левом краю действовал быстрый, точный, сообразительный Костя Бельский, снискавший прозвище «Ястребок». На другом краю нападения мотался долговязый и дурашливый Савка Голопятов по кличке «Балалайка». Он вечно попадал в положение офсайда - «вне игры», и команда по его милости получала от судьи штрафные удары.

Вместе с мальчиками увязалась и Варя Суханова, не в меру любопытная девчонка, таскавшаяся на все матчи и громче всех хлопавшая, когда выигрывал «Восход». Прошлой весной она своими руками вышила на голубой футболке капитана знак команды «Восход» - желтый полукруг над линеечкой и растопыренные розовые лучи во все стороны.

Ребята заранее списались с главным врачом, заручились особым пропуском, и им разрешили навестить раненого капитана.

В больнице пахло, как пахнет во всех больницах - чем-то едким, тревожным, специально докторским. И сразу захотелось говорить шопотом... Чистота была такая, что ребята, теснясь, долго скребли подошвы о резиновый половичок и никак не могли решиться ступить с него на сверкающий линолеум коридора. Потом на них надели белые халаты с тесемками. Все сделались схожими между собой, и почему-то неловко было глядеть друг на друга. «Прямо не то пекари, не то аптекари», - не удержался, сострил Савка.

Ну, и не бренчи тут зря, - строгим шопотом остановил его Костя Ястребок. - Нашел тоже место, Балалайка!..

Их ввели в светлую комнату. На окнах и тумбах стояли цветы. Но казалось, что и цветы пахнут аптекой. Ребята осторожно присели на скамьи, выкрашенные белой эмалевой краской. Только один Коля остался читать наклеенные на стене «Правила для посетителей».

Скоро докторица, а может быть сестра, тоже вся в белом, ввела Гришу. На капитане был длинный больничный халат. И, стуча костылями, Гриша еще неумело подскакивал на одной ноге, поджав, как показалось ребятам, другую под халат. Увидев друзей, он не улыбнулся, только покраснел и кивнул им как-то очень устало своей накоротко остриженной головой. Ребята разом встали и, заходя друг другу за спины, стукаясь плечами, стали протягивать ему руки.

Здравствуй, Гриша, - проговорил Костя, - это мы к тебе приехали.

Капитан подавил вздох и откашлялся, глядя в пол. Никогда так не здоровались с ним прежде. Бывало: «Здоро во, Гришка!» А теперь очень уж вежливы стали, как чужие. И тихие какие-то больно, надели халаты... посетители...

Докторица попросила не утомлять Гришу, не шуметь особенно и сама ушла. Ребята проводили ее беспомощными взглядами, потом расселись. Никто не знал, что надо сперва сказать.

Ну как? - спросил Костя.

Да ничего, - ответил капитан.

Вот приехали к тебе...

И я с ними, - виновато проговорила Варя.

Прицепилась, как колючка, ну и никак не отстает, - пояснил Еремка.

Как? Болит? - кивнув на халат Гриши, спросил строго Коля Крючкотвор.

Нечему уж болеть, - хмуро ответил капитан и откинул полу халата. Варя тихонько ахнула.

Эх ты, совсем напрочь! - не выдержал Еремка.

Что ж ты думал, обратно пришьют? - сказал капитан, запахивая халат. - Заражение вышло. Пришлось хирургически.

Это как же они тебя так? - осторожно спросил Костя.

Как... Очень просто. Поймали. Велели говорить, кто в партизаны пошел. А я говорю: «Не знаю». Ну, они тогда завели меня в избу, где прежде Чуваловы жили... И шпагатом к столу прикрутили. А потом один взял ножовку да как начал ногу мне... После я уже не в сознании стал...

Даже выше коленки, - сокрушенно проговорил Костя.

А не все равно - выше, ниже... Одно уж...

Ну, все-таки...

А когда резали, слыхал? - спросил любопытный Коля.

Это на операции-то? Нет. Прочухался, слышу, только чешется. Я туда рукой цоп, а там уж нет ничего.

Эх, заразы-немцы! - сказал, яростно ударив себя кулаком по колену, Савка. - Знаешь, Гришка, как ты тогда без полной памяти был, чего они у нас понаделали...

Костя Ястребок незаметно ткнул кулаком в спину Савки.

Савка... забыл, что тебе говорили? Вот на самом деле Балалайка!

А я ничего такого не говорю.

Ну и молчи.

А энта, другая, ходит? - деловито осведомился Коля, указав на здоровую ногу капитана.

Все помолчали. На улице выглянуло солнце, неуверенно зашло за облако, опять показалось, словно уже более окрепшим, и Варя почувствовала на щеке его нежное весеннее тепло. Закричали вороны в больничном парке, сорвавшись с голых веток. И в комнате так посветлело, будто все тени смахнуло крылами унесшейся за окном стаи.

Красиво у тебя тут, - промолвил Еремка, оглядывая комнату. - Обстановка.

Снова немного помолчали. Слышно было, как долбят за стеклом железный подоконник редкие мартовские капли.

А занятия опять уже идут? - спросил капитан.

У нас уже все идет нормально.

По алгебре до чего уж дошли?

Примеры решаем на уравнение с двумя неизвестными.

Эх, - вздохнул капитан, - нагонять-то мне сколько...

Ты только от нас не отставай на второй год, - сказал Ястребок.

Мы тебе, знаешь, все объясним, - подхватила Варя, - это нетрудно, правда, истинный кувшинчик! Только сперва кажется. Там только значения подставлять надо под понятия и все.

А мы теперь, как немцы школу пожгли, в бане занимаемся, - рассказывал Еремка. - Савка недавно у нас в переменке как брякнется в кадку с водой! А его как раз к доске вызвали. Такого ему жару математик задал, что он даже обсох весь сразу!

Все засмеялись. Капитан тоже улыбнулся. И стало легче. Но на этот раз все дело испортил Еремка.

А у нас, - сказал он, - на пустыре, где косогор, тоже сухо почти. Снег сошел. Мы уже тренироваться начали.

Капитан болезненно нахмурился. Костя ущипнул Еремку за локоть. Все сердито смотрели на проговорившегося.

Кого же теперь на центре поставите? - спросил капитан.

Да, верно, Петьку Журавлева.

Конечно, того уж удара у него сроду не будет, как твой, - поспешил добавить Еремка.

Нет, ничего. Он может. Вы только за ним глядите, чтоб не заводился... А чего же он сам не приехал?

Да он занятый сегодня, - быстро ответил Костя, и соврал: просто ребята не взяли с собой Петьку Журавлева, чтоб капитан не расстраивался, видя, что его уже заменили.

А я тебе чего привез! - вдруг вспомнил Коля, хитро посмотрел на всех и вытащил из кармана что-то на красной ленточке. - На . Дарю тебе навовсе. Это железный крест, настоящий, немецкий.

И я такой же тебе привез, - сказал Еремка.

Эх ты! А я думал, у меня одного, - сокрушенно проговорил Костя, тоже вынимая из кармана немецкий орден.

Савка тоже полез было в карман, но подумал, вытащил из кармана пустую руку и отмахнулся: «У нас их столько немцы покидали! Как им двинули наши, так они побросали все».

А я тебе книжку! - И Варя застенчиво протянула капитану свой подарок. - «Из жизни замечательных людей». Интересная, не оторвешься, истинный кувшинчик!

Ух, чуть не забыл! - воскликнул Савка. - Тебе Васька-хромой кланялся.

С-а-а-авка!.. - только и мог простонать Костя.

Ну, и ты Ваське кланяйся, - угрюмо отозвался капитан, - скажи: Гришка-хромой обратно поклон шлет, понял?

Ну, нам время итти, - заторопился Костя, - а то на поезд не поспеем. Народу много.

Толпясь вокруг капитана, молча совали ему руки. И каждому казалось, что самого главного, ради чего и приехали, так и не сказали. Коля Крючкотвор вдруг спросил:

А как же ты тогда на улице оказался? Ты ведь вперед с нами в лесу сидел. Куда же ты пошел?

Значит, надо было, - отрывисто ответил капитан.

Ну, счастливо тебе!.. Скорей управляйся тут да приезжай.

И они ушли, неловко теснясь в дверях и оглядываясь на Гришу. Столько собирались к капитану, так нужно было повидаться, сказать что-то важное, а толком и не поговорили... Ушли. Он остался один. Тихо и пусто стало вокруг. Большая сосулька ударилась о подоконник снаружи и, разбившись, загремела вниз, оставив влажный след на железе. Прошла минута, другая. Неожиданно вернулась Варя.

Здравствуй еще раз. Я тут платок свой не позабыла?

Капитан стоял, отвернувшись к стене. Худые плечи его, подпертые костылями, вздрагивали.

Гриня, ты что?.. Болит у тебя, да?

Он справился и замотал головой, не оборачиваясь.

Она подошла к нему.

Гриня, думаешь, я не знаю, зачем ты тогда обратно из лесу пошел?

Ну и ладно, знай себе на здоровье! Чего ты знаешь?

Знаю, все знаю, Гринька. Ты тогда думал, что мы с мамой в сельсовете остались, не успели... Это ты из-за меня, Гринька.

У него запылали уши.

Еще что скажешь?

И скажу!..

Знаешь, так помалкивай себе в платочек, - буркнул он в стенку.

А я вот не буду помалкивать! Думаешь, мне самое важное, сколько у тебя ног? У телки у нашей вон их целых четыре, а что за радость! И не спорь лучше. Я тебя, Гриня, все равно сроду одного не кину на свете. И занятия нагоним, только приезжай скорей, поправляйся. И на пруд пойдем, где музыка.

С хроматым-то ходить не больно интересная картина...

Дурной ты... А мы с тобой на лодке поедем, в лодке и незаметно будет. Я веток наломаю, кругом тебя украшу, и поедем мы по-над самым берегом, мимо всего народа, я грести стану...

Это почему же обязательно ты? - Он даже повернулся к ней разом.

Ты ж раненый.

Кажется, грести-то я пошибче тебя могу.

И они долго спорили, кто умеет лучше грести, кому сидеть на руле и как вернее править - кормовиком или веслами. Наконец Варя вспомнила, что ее ждут. Она встала, выпрямилась и вдруг схватила обеими руками руку капитана и, плотно зажмурившись, сжала ее изо всех сил в своих ладонях.

Прощай, Гриня!.. Приезжай скорее... - прошептала она, не открывая глаз, и сама оттолкнула его руку.

На улице ее ждали четверо.

Ну как, отыскала платочек?.. - начал было насмешливо Савка, но Костя Ястребок грозно шагнул к нему: «Только брякни что-нибудь...»

А капитан вернулся в свою палату, поставил у койки костыли, лег и раскрыл книжку, которую подарила ему Варя. Бросилось в глаза место, обведенное синим карандашом.

«Лорд Байрон, - читал капитан, - оставшийся с детства на всю жизнь хромым, тем не менее пользовался в обществе огромным успехом и славой. Он был неутомимым путешественником, бесстрашным наездником, искусным боксером и выдающимся пловцом...»

Капитан перечитал это место три раза подряд, потом положил книгу на тумбочку, повернулся лицом к стене и принялся мечтать.

Рассказы о войне

65 лет прошло со дня победы советских войск над гитлеровской Германией. Современные школьники имеют представление о Великой Отечественной войне не по рассказам своих прадедушек

и прабабушек, а по произведениям, которые они прочитали, и кинофильмам, которые они посмотрели: время неумолимо идет вперед. Свое видение тех страшных событий ученики 4 класса «А» (учитель – Т.И. Зубарева) отразили на страницах придуманных ими историй, очень похожих на настоящие.

Я и мой друг Лепёшкин только что прибыли в состав дивизии.

Она располагалась в приграничном городке. Дело было летом, поэтому всех отправили в летние лагеря на учениях. Мы жили в палатках. В тот утреннийчас солдаты мирно спали. Но вдруг стали слышны звуки канонады. Это было 22июня 1941г. Я вышел из палатки и услышал, что выстрелы раздаются где-то в лесу.

Проснулся и мой друг Лепёшкин. Мы быстро оделись и

направились к лесу.

Лепёшкин пошёл первым. Из зарослей деревьев мы увидели немцев. «Ну вот – попались!» - сказал Лепёшкин, а я говорю:

«Мы ведь солдаты и должны защищать нашу Родину». Вдруг нас заметили! И в этот же миг раздался выстрел! Прохрипел мой друг. Кажется, попали! Я подбежал к нему и ужаснулся: он истекал кровью. Перевязав друга, я кое-как добежал до машины, находившейся в расположении нашей части. Положив Леху на

заднее сиденье, я сел за руль, нажал на газ и помчался в ближайший госпиталь. До госпиталя было 50 км, и всю дорогу я слышал стоны своего друга. Я его утешал, говорил, что скоро приедем. Наконец

мы без происшествий добрались до больницы, доктора немедленно отправили его в операционную. Я ждал, ждал долго. Неожиданно раздался взрыв, я оглянулся и понял, что немцы близко и что больницу начали обстреливать. Я занял оборону, немцев было немного, и я смог их остановить. Доктора уже закончили операцию,

я их поблагодарил и понес друга к машине. По дороге в нашу

часть мы смогли уничтожить много немцев. Несмотря на раны,

друг с автоматом в руках продолжал оставаться в строю. К утру следующего дня мы были на месте.

К нам подошел командир и, выслушав нас, поблагодарил за храбрость и мужество.

Елизавета Князева (рисунок Ирины Логиновой)

Собака бежала, сбивая лапы в кровь. оставалось только обогнуть болото, еще немного, и она увидит своего хозяина ваню белова.

Он как всегда потреплет за ушами, похвалит, накормит.

Уже светало, бойцы еще спали. Только часовые надежно несли свою службу. Дружок, высунув язык и виляя хвостом, тихо

взвизгнул у землянки. Вскоре он увидел Белова. Белов с улыбкой встретил собаку:

Молодец, Дружок, всё хорошо, - он наклонился и с шеи собаки снял верёвочку, на которой висела маленькая капсула.

В этой капсуле были важные сведения о вражеских войсках, расположившихся

в ближайшей деревне, в километрах двадцати пяти от леса. Немцы давно

что-то подозревали, но сунуться в лес боялись, так как вокруг были болота,

и только знающий человек мог пробраться в середину леса, где стояли наши войска.

Примерно год назад Дружок

маленьким щенком приблудился к воинской части, где служили два друга Ваня Белов и Женя Макашин. Щенка накормили, пригрели. Но когда войсковая часть двинулась дальше, собаку решили оставить. Всё-таки лес, чем-нибудь прокормится,

да и командир не разрешил. Пройдя километров десять и прибыв

на конечный пункт, бойцы с изумлением встретили щенка, который весело вилял хвостом. Так собака и осталась в части. Назвали щенка Дружком. Особенно Дружок привязался к двум друзьям, к Жене и Ване. Собака оказалась на редкость умная и сообразительная. В свободное время ребята её обучали воинским хитростям. Дружок ловил всё на лету, легко выполнял все команды.

Прошло пару месяцев. Женя Макашин, хорошо владея немецким языком, сумел внедриться к немцам. А Дружок, под видом обычной бродячей собаки, бегал по деревне. Немцам и в голову не могло прийти, насколько она опасна эта собака. Женя потихонечку подкармливал Дружка. И вот первое важное задание. Макашин сомневался, он думал и волновался: «А справится ли Дружок?». Ночью, привязав к шее животного капсулу, Женя, потрепав грудь собаки, сказал:

Не подведи, Дружок, ищи Белова! – и собака помчалась.

Через пару недель, она снова появилась в деревне. Так и продолжалась служба.

А в этот раз собака, поев, важно растянулась на траве. Белов

сидел рядом, покуривая папироску и приговаривая:

Ничего, Дружок, скоро война закончится, поедем домой, а

там и сало, и колбаска домашняя будет. Командованием была расшифрована информация, находившаяся в капсуле. Немцы, предчувствуя своё поражение, собирались отступать, а жителей древни в ближайшее время сжечь. Командование решило не

медлить.

Наутро наши войска в срочном порядке направились в деревню. День выдался тяжелым, бой был долгим. Дружок как мог помогал бойцам. То обойму с патронами поднесет, то лаем предупредит об опасности. Деревню почти освободили, уже собирали мертвых и раненых. Женя Макашин героически погиб в этом бою.

Белов, усталый и раненный в руку, сидел возле дерева, рядом пристроился Дружок, ему очень хотелось пить. Вдруг раздался выстрел, собака, взвизгнув, упала. Издалека стрелял недобитый немец. У Вани дрожали губы, он наклонился над собакой, но

слёзы застилали глаза, и он почти ничего не видел. Всё вокруг поплыло. Бойцы перевязали собаку. Дружок дышал, но бинты

очень быстро пропитывались алой кровью. У нее была прострелена грудь. Вот и вечер. Ваня сидит на корточках у землянки. На его коленях лежит голова собаки. Дружок очень тяжело дышит.

А Ваня гладит собаку по голове, глотает слёзы и приговаривает:

Ничего, Дружок, вот закончится война, мы с тобой вернёмся домой. И сало там будет, и колбаска домашняя…

Александра Романова

(рисунки Алены Алексеевой и Екатерины Львовой)

В деревне Ефимовка жил мальчик Ефрем. Был он добрым, умным

и сообразительным малым. Когда началась война, Ефрему было шестнадцать лет и на фронт его не пустили. Не мог парень спокойно сидеть дома и пошёл он в партизаны. Однажды Ефрем отправился

на разведку в деревню и переночевал там. Наутро в деревню вошли немцы и никого из деревни не выпускали. Ефрем узнал, что немцы готовятся напасть на партизанский отряд. Как сообщить об опасности?

Тогда Ефрем забрался на колокольню и начал бить в колокола. Люди знали, что колокол звонит только во время беды. Донесся колокольный звон и до партизан.

Партизаны были готовы к встрече с немцами и дали им отпор.

Александр Бурдин (рисунок А. Золкиной)

Шел 1945 год. В небольшом городке Зеленцы рас-полагался военный госпиталь. Туда поступали с фрон-та раненые солдаты.

За больными ухаживали медсест-ры и санитары. Им помогал мальчик лет десяти. Звали его Егор. Он был сиротой. Отец и мать у него погибли во время бомбежки.

У Егорки была только бабушка. Она рабо-тала санитаркой в этом самом госпитале. Мальчик приходил к больным и ухаживал за ними как мог: кому помогал писать домой письма, кому приносил воды

и лекарства. При каждом стоне ране-ных у Егора сжималось сердце,

ему было больно смотреть на их страдания. Солдаты любили сироту и иногда угощали сладостями.

Особенно сильно мальчик подружился с раненым Иваном Семеновичем. Он называл его просто Семеныч. Солдат был такой

же сирота, как и Егор. Жену Ивана Семеновича немцы забрали в концлагерь еще в самом начале войны. Два сына погибли на фронте в сорок втором году. Во время атаки самому Ивану Се-меновичу оторвало ногу немецкой гранатой. Он был сильно контужен. Бой,

в котором Семеныча ранило, был очень тяжелым. Санитары долго

не могли оказать солдату помощь. Он несколько часов пролежал

на по-ле боя. В рану попала грязь, и у солдата началось за-ражение крови. Врачи госпиталя боролись за жизнь раненого как могли,

но не хватало лекарств и донорской крови.

Однажды, в начале мая, Семеныч попросил у Егорки принести покурить. Мальчик побежал на ме-стный базар купить папирос.

На базарной площади никто не торговал. Все столпились у громкоговорите-ля. Егор остановился и прислушался. По радио

пере-давали сводку «Совинформбюро». Сообщали о победе в войне над фашистской Германией. Толпа у репро-дуктора дружно

закричала «УРА-А!!!». Все стали об-нимать и целовать друг друга. Кто-то смеялся, кто-то плакал. Егор забыл обо всем на свете и со

всех ног пом-чался в госпиталь.

Когда Егорка вбежал в палату, он увидел, что все радуются ПОБЕДЕ. Только кровать Семеныча была пуста и аккуратно заправлена. Мальчик стал всех расспрашивать о своем друге, но никто его не ус-лышал и на его вопрос не ответил. Егор подумал,

что Семеныча не стало. Мальчик расплакался, ему не хотелось жить. Он выскочил из палаты, помчался по коридору, чтобы убежать от этих счастливых лиц, от всеобщей радо-сти. Егору хотелось спрятаться ото всех, забиться в какую-нибудь щель, чтобы

выплакать в одиночестве свое горе.

Пробегая по коридору, Егорка в кого-то врезался со всего маху.

Он поднял глаза и увидел перед собой хирурга госпиталя.

Что случилось? - спросил доктор.

Семеныч... - только и смог выдавить из себя мальчик.

Врач прижал к себе Егорку:

Не надо плакать. Операция прошла успешно. Будет жить твой Семёныч!

Екатерина Володина

(рисунок Владимира Суханова)

Эта история об одном мальчике Косте Лимове, который жил в небольшом городке. У него была беззаботная жизнь десятилетнего мальчишки. Недавно закончился учебный год, и начались каникулы. Приближались выходные. Он с нетерпением ждал этого

воскресенья, так как должен был отправиться с отцом на рыбалку.

Но неожиданная новость изменила планы не только на этот выходной, но и на следующие четыре года.

Началась война. Ребята старше 18-ти лет отправлялись на фронт.

А младшие оставались помогать взрослым в эти тяжёлые годы.

После школы Костя вместе с друзьями бежал на завод. Там с

обирали мины. Дети помогали взрослым.

Фронт приближался к городу. И завод перевезли в Сибирь. Костя

с мамой остался в городе. Все ждали наступления немцев. Одним солнечным утром в городе загрохотали танки. Немцев разместили

в квартирах горожан. К Косте с мамой подселили одного такого жильца. Он оказался важным немецким начальником. Тем временем старшие товарищи-комсомольцы организовали подполье. Костя

им помогал. Он копировал документы, которые «брал» у немецкого постояльца, пока тот спал. Эти сведения поступали к нашим, и

очень часто оказывались весьма кстати. Костя с одноклассниками расклеивал антифашистские листовки. Ребята заводили разговоры

с горожанами о том, что на фронте немцы терпят поражение, скоро придут наши. Это было очень опасно, но ведь так хотелось помочь Родине. Все верили в победу.

Тем временем ситуация на фронте изменилась, и немцы стали отступать. С позором они бежали

из города, где жил Костя, оставляя после себя разоренные дома.

За храбрость и помощь, Костю приняли в комсомольцы раньше времени.

Вот и пришел май 1945 года, закончилась война. Костин отец вернулся домой, и солнечным майским утром они отправились на рыбалку, которую пришлось так надолго отложить...

Матвей Григорьев

В одном селе жил мальчик Дима, и было ему 10 лет. Жил он с бабушкой и дедушкой, все у него было замечательно, пока ранним летним утром не объявили о начале войны. В их село прибыло

много советских солдат. Однажды, когда Дима пошел за грибами

в лес, он услышал, что кто-то разговаривает, но язык был ему незнаком. Мальчик решил подойти поближе, чтобы внимательно

все рассмотреть. Дима увидел двух солдат, но форма на них была

не советская. «Наверно, это немцы», - подумал Дима. И вдруг мальчик увидел, что рядом с ним лежит черная парусиновая сумка,

из которой были видны документы и какая-то карта. Дима схватил сумку и помчался в село к своим. Но немцы заметили мальчика и бросились за ним. Дима бежал изо всех сил, но вдруг что-то грохнуло, и мальчика что-то ужалило, он упал. Лежа на земле, покрытой мягким мхом, Дима слышал, как кто-то стрелял и кричал. Мальчик потерял сознание.

Очнулся он в своей комнате, на своей кровати и увидел заплаканное лицо бабушки. Рядом с ней стояли два советских солдата и озабоченно смотрели на него. Дима сразу же вспомнил

о встрече в лесу и закричал: «Там немцы, у них сумка, карты, документы!». Старший солдат улыбнулся и сказал: «Лежи спокойно, парень, мы их уже поймали. Если бы ты не поднял тревогу, шпионы бы ушли. Ты просто молодец! Выздоравливай скорее!». И солдаты ушли снова воевать.

Так Дима совершил свой первый подвиг.

Сергей Андреев (рисунок Дарьи Гавриловой)

Л. Кассиль.

Памятник советскому солдату.

Долго шла война.

Начали наши войска наступать по вражеской земле. Фашистам уже дальше и бежать некуда. Засели они в главном немецком городе Берлине.

Ударили наши войска на Берлин. Начался последний бой войны. Как ни отбивались фашисты - не устояли. Стали брать солдаты Советской Армии в Берлине улицу за улицей, дом за домом. А фашисты всё не сдаются.

вдруг увидел один солдат наш, добрая душа, во время боя на улице маленькую немецкую девочку. Видно, отстала от своих. А те с перепугу о ней забыли... Осталась бедняга одна-одинёшенька посреди улицы. А деваться ей некуда. Кругом бой идёт. Изо всех окон огонь полыхает, бомбы рвутся, дома рушатся, со всех сторон пули свистят. Вот-вот камнем задавит, осколком пришибёт...

Видит наш солдат - пропадает девчонка... «Ах ты, горюха, куда же тебя это занесло, неладную!..»

Бросился солдат через улицу под самые пули, подхватил на руки немецкую девочку, прикрыл её своим плечом от огня и вынес из боя.

скоро и бойцы наши уже подняли красный флаг над самым главным домом немецкой столицы.

Сдались фашисты. И война кончилась. Мы победили. Начался мир.

построили теперь в городе Берлине огромный памятник. Высоко над домами, на зелёном холме стоит богатырь из камня - солдат Советской Армии. В одной руке у него тяжёлый меч, которым он сразил врагов-фашистов, а в другой - маленькая девочка. Прижалась она к широкому плечу советского солдата. Спас её солдат от гибели, уберёг от фашистов всех на свете детей и грозно смотрит сегодня с высоты, не собираются ли злые враги снова затеять войну и нарушить мир.

Сергей Алексеев

Первая колонна.

(рассказы Сергея Алексеева о Ленинградцах и подвиге Ленинграда).

1941 году фашисты блокировали Ленинград. Отрезали город от всей страны. Попасть в Ленинград можно было лишь по воде, по Ладожскому озеру.

ноябре наступили морозы. Замёрзла, остановилась водяная дорога.

Остановилась дорога - значит, не будет подвоза продуктов, значит, не будет подвоза горючего, не будет подвоза боеприпасов. Как воздух, как кислород нужна Ленинграду дорога.

Будет дорога! - сказали люди.

Замёрзнет Ладожское озеро, покроется крепким льдом Ладога (так сокращённо называют Ладожское озеро). Вот по льду и пройдёт дорога.

Не каждый верил в такую дорогу. Неспокойна, капризна Ладога. Забушуют метели, пронесётся над озером пронзительный ветер - сиверик, - появятся на льду озера трещины и промоины. Ломает Ладога свою ледяную броню. Даже самые сильные морозы не могут полностью сковать Ладожское озеро.

Капризно, коварно Ладожское озеро. И всё же выхода нет другого. Кругом фашисты.

Только здесь, по Ладожскому озеру, и может пройти в Ленинград дорога.

Труднейшие дни в Ленинграде. Прекратилось сообщение с Ленинградом. Ожидают люди, когда лёд на Ладожском озере станет достаточно крепким. А это не день, не два. Смотрят на лёд, на озеро. Толщину измеряют льда. Рыбаки-старожилы тоже следят за озером. Как там на Ладоге лёд?

Нарастает.

Силу берёт.

Волнуются люди, торопят время.

Быстрее, быстрее, - кричат Ладоге. - Эй, не ленись, мороз!

Приехали к Ладожскому озеру учёные-гидрологи (это те, кто изучает воду и лёд), прибыли строители и армейские командиры. Первыми решили пройти по неокрепшему льду.

Прошли гидрологи - выдержал лёд.

Прошли строители - выдержал лёд.

Майор Можаев, командир дорожно-эксплуатационного полка, верхом на коне проехал

Выдержал лёд.

Конный обоз прошагал по льду. Уцелели в дороге сани.

Генерал Лагунов - один из командиров Ленинградского фронта - на легковой машине по льду проехал. Потрещал, поскрипел, посердился лёд, но пропустил машину.

22 ноября 1941 года по всё ещё полностью не окрепшему льду Ладожского озера пошла первая автомобильная колонна. 60 грузовых машин было в колонне. Отсюда, с западного берега, со стороны Ленинграда, ушли машины за грузами на восточный берег.

Впереди не километр, не два - двадцать семь километров ледяной дороги. Ждут на западном ленинградском берегу возвращения людей и автоколонны.

Вернутся? Застрянут? Вернутся? Застрянут?

Прошли сутки. И вот:

Верно, идут машины, возвращается автоколонна. В кузове каждой из машин по три, по четыре мешка с мукой. Больше пока не брали. Некрепок лёд. Правда, на буксирах машины тянули сани. В санях тоже лежали мешки с мукой, по два, по три.

С этого дня и началось постоянное движение по льду Ладожского озера. Вскоре ударили сильные морозы. Лёд окреп. Теперь уже каждый грузовик брал по 20, по 30 мешков с мукой. Перевозили по льду и другие тяжёлые грузы.

Нелёгкой была дорога. Не всегда здесь удачи были. Ломался лёд под напором ветра. Тонули порой машины. Фашистские самолёты бомбили колонны с воздуха. И снова наши несли потери. Застывали в пути моторы. Замерзали на льду шофёры. И всё же ни днём, ни ночью, ни в метель, ни в самый лютый мороз не переставала работать ледовая дорога через Ладожское озеро.

Стояли самые тяжёлые дни Ленинграда. Остановись дорога - смерть Ленинграду.

Не остановилась дорога. «Дорогой жизни» ленинградцы её назвали.

Сергей Алексеев

Таня Савичева.

Голод смертью идёт по городу. Не вмещают погибших ленинградские кладбища. Люди умирали у станков. Умирали на улицах. Ночью ложились спать и утром не просыпались. Более 600 тысяч человек скончалось от голода в Ленинграде.

Среди ленинградских домов поднимался и этот дом. Это дом Савичевых. Над листками записной книжки склонилась девочка. Зовут её Таня. Таня Савичева ведёт дневник.

Записная книжка с алфавитом. Таня открывает страничку с буквой «Ж». Пишет:

Женя - это сестра Тани.

Вскоре Таня снова садится за свой дневник. Открывает страничку с буквой «Б».

Страница на букву «Л». Читаем:

Ещё одна страница из дневника Тани. Страница на букву «В». Читаем:

«Дядя Вася умер 13 апр. в 2 ч. ночи. 1942 год». Ещё одна страница. Тоже на букву «Л». Но написано на оборотной стороне листка: «Дядя Лёша. 10 мая в 4 ч. дня 1942». Вот страница с буквой «М». Читаем: «Мама 13 мая в 7 ч. 30 мин. утра 1942». Долго сидит над дневником Таня. Затем открывает страницу с буквой «С». Пишет: «Савичевы умерли».

Открывает страницу на букву «У». Уточняет: «Умерли все».

Посидела. Посмотрела на дневник.Открыла страницу на букву «О».Написала: «Осталась одна Таня».

Таню спасли от голодной смерти. Вывезли девочку из Ленинграда.

Но не долго прожила Таня. От голода, стужи, потери близких подорвалось её здоровье. Не стало и Тани Савичевой. Скончалась Таня. Дневник остался. «Смерть фашистам!» - кричит дневник.

Сергей Алексеев

Шуба.

Группу ленинградских детей вывозили из осаждённого фашистами Ленинграда «Дорогой жизни». Тронулась в путь машина.

Январь. Мороз. Ветер студёный хлещет. Сидит за баранкой шофёр Коряков. Точно ведёт полуторку.

Прижались друг к другу в машине дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. А вот и ещё один. Самый маленький, самый щупленький. Все ребята худы-худы, как детские тонкие книжки. А этот и вовсе тощ, как страничка из этой книжки.

Из разных мест собрались ребята. Кто с Охты, кто с Нарвской, кто с Выборгской стороны, кто с острова Кировского, кто с Васильевского. А этот, представьте, с проспекта Невского. Невский проспект - это центральная, главная улица Ленинграда. Жил мальчонка здесь с папой, с мамой. Ударил снаряд, не стало родителей. Да и другие, те, что едут сейчас в машине, тоже остались без мам, без пап. Погибли и их родители. Кто умер от голода, кто под бомбу попал фашистскую, кто был придавлен рухнувшим домом, кому жизнь оборвал снаряд. Остались ребята совсем одинокими. Сопровождает их тётя Оля. Тётя Оля сама подросток. Неполных пятнадцать лет.

Едут ребята. Прижались друг к другу. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке - кроха. Едут ребята. Январь. Мороз. Продувает детей на ветру. Обхватила руками их тётя Оля. От этих тёплых рук кажется всем теплее.

Идёт по январскому льду полуторка. Справа и слева застыла Ладога. Всё сильнее, сильнее мороз над Ладогой. Коченеют ребячьи спины. Не дети сидят - сосульки.

Вот бы сейчас меховую шубу.

И вдруг... Затормозила, остановилась полуторка. Вышел из кабины шофёр Коряков. Снял с себя тёплый солдатский овчинный тулуп. Подбросил Оле, кричит: . - Лови!

Подхватила Оля овчинный тулуп:

Да как же вы... Да, право, мы...

Бери, бери! - прокричал Коряков и прыгнул в свою кабину.

Смотрят ребята - шуба! От одного вида её теплее.

Сел шофёр на своё шофёрское место. Тронулась вновь машина. Укрыла тётя Оля ребят овчинным тулупом. Ещё теснее прижались друг к другу дети. Девочка, девочка, снова девочка. Мальчик, девочка, снова мальчик. В самой серёдке - кроха. Большим оказался тулуп и добрым. Побежало тепло по ребячьим спинам.

Довёз Коряков ребят до восточного берега Ладожского озера, доставил в посёлок Кобона. Отсюда, из Кобоны, предстоял им ещё далёкий- далёкий путь. Простился Коряков с тётей Олей. Начал прощаться с ребятами. Держит в руках тулуп. Смотрит на тулуп, на ребят. Эх бы ребятам тулуп в дорогу... Так ведь казённый, не свой тулуп. Начальство голову сразу снимет. Смотрит шофёр на ребят, на тулуп. И вдруг...

Эх, была не была! - махнул Коряков рукой.

Не ругало его начальство. Новую шубу выдало.

Рассказы Сергея Алексеева

МИШКА

Солдатам одной из сибирских дивизий в те дни, когда дивизия отправлялась на фронт, земляки подарили маленького медвежонка. Освоился Мишка с солдатской теплушкой. Важно поехал на фронт.

Приехал на фронт Топтыгин. Оказался медвежонок на редкость смышлёным. А главное, от рождения характер имел геройский. Не боялся бомбёжек. Не забивался в углы при артиллерийских обстрелах. Лишь недовольно урчал, если разрывались снаряды уж очень близко.

Побывал Мишка на Юго-Западном фронте, затем - в составе войск, которые громили фашистов под Сталинградом. Потом какое-то время находился с войсками в тылу, во фронтовом резерве. Потом попал в составе 303-й стрелковой дивизии на Воронежский фронт, затем на Центральный, опять на Воронежский. Был в армиях генералов Манагарова, Черняховского, вновь Манагарова. Подрос медвежонок за это время. В плечах раздался. Бас прорезался. Стала боярской шуба.

В боях под Харьковом медведь отличился. На переходах шагал он с обозом в хозяйственной колонне. Так было и в этот раз. Шли тяжёлые, кровопролитные бои. Однажды хозяйственная колонна попала под сильный удар фашистов. Окружили фашисты колонну. Силы неравные, туго нашим. Заняли бойцы оборону. Только слаба оборона. Не уйти бы советским воинам.

Да только вдруг слышат фашисты страшный какой-то рык! «Что бы такое?» - гадают фашисты. Прислушались, присмотрелись.

Бер! Бер! Медведь! - закричал кто-то.

Верно - поднялся Мишка на задние лапы, зарычал и пошёл на фашистов. Не ожидали фашисты, метнулись в сторону. А наши в этот момент ударили. Вырвались из окружения.

Мишка шагал в героях.

Его бы к награде, - смеялись солдаты.

Получил он награду: тарелку душистого мёда. Ел и урчал. Вылизал тарелку до глянца, до блеска. Добавили мёда. Снова добавили. Ешь, наедайся, герой. Топтыгин!

Вскоре Воронежский фронт был переименован в 1-й Украинский. Вместе с войсками фронта Мишка пошёл на Днепр.

Вырос Мишка. Совсем великан. Где же солдатам во время войны возиться с такой громадой! Решили солдаты: в Киев придём - в зоосаде его поселим. На клетке напишем: медведь - заслуженный ветеран и участник великой битвы.

Однако миновала дорога в Киев. Прошла их дивизия стороной. Не остался медведь в зверинце. Даже рады теперь солдаты.

С Украины Мишка попал в Белоруссию. Принимал участие в боях под Бобруйском, затем оказался в армии, которая шла к Беловежской пуще.

Беловежская пуща - рай для зверей и птиц. Лучшее место на всей планете. Решили солдаты: вот где оставим Мишку.

Верно: под сосны его. Под ели.

Вот где ему раздолье.

Освободили наши войска район Беловежской пущи. И вот наступил час разлуки.

Стоят бойцы и медведь на лесной поляне.

Прощай, Топтыгин!

Гуляй на воле!

Живи, заводи семейство!

Постоял на поляне Мишка. На задние лапы поднялся. Посмотрел на зелёные гущи.

Носом запах лесной втянул.

Пошёл он валкой походкой в лес. С лапы на лапу. С лапы на лапу. Смотрят солдаты вслед:

Будь счастлив, Михаил Михалыч!

И вдруг страшный взрыв прогремел на поляне. Побежали солдаты на взрыв - мёртв, недвижим Топтыгин.

Наступил медведь на фашистскую мину. Проверили - много их в Беловежской пуще.

Шагает война без жалости. Нет у войны усталости.

Рассказы Сергея Алексеева

ЖАЛО

Наши войска освобождали Молдавию. Оттеснили фашистов за Днепр, за Реут. Взяли Флорешты, Тирасполь, Оргеев. Подошли к столице Молдавии городу Кишинёву.

Тут наступали сразу два наших фронта - 2-й Украинский и 3-й Украинский. Под Кишинёвом советские войска должны были окружить большую фашистскую группировку. Выполняют фронты указания Ставки. Севернее и западнее Кишинёва наступает 2-й Украинский фронт. Восточнее и южнее - 3-й Украинский фронт. Генералы Малиновский и Толбухин стояли во главе фронтов.

Фёдор Иванович, - звонит генерал Малиновский генералу Толбухину, - как развивается наступление?

Всё идёт по плану, Родион Яковлевич, - отвечает генералу Малиновскому генерал Толбухин.

Шагают вперёд войска. Обходят они противника. Сжимать начинают клещи.

Родион Яковлевич, - звонит генерал Толбухин генералу Малиновскому, - как развивается окружение?

Нормально идёт окружение, Фёдор Иванович, - отвечает генерал Малиновский генералу Толбухину и уточняет: - Точно по плану, в точные сроки.

И вот сомкнулись гигантские клещи. В огромном мешке под Кишинёвом оказалось восемнадцать фашистских дивизий. Приступили наши войска к разгрому попавших в мешок фашистов.

Довольны советские солдаты:

Снова капканом прихлопнут зверь.

Пошли разговоры: не страшен теперь фашист, бери хоть руками голыми.

Однако солдат Игошин другого держался мнения:

Фашист есть фашист. Змеиный характер и есть змеиный. Волк и в капкане - волк.

Смеются солдаты:

Так это было в какое время!

Нынче другая цена фашисту.

Фашист есть фашист, - опять о своём Игошин.

Вот ведь характер вредный!

Всё труднее в мешке фашистам. Стали они сдаваться в плен. Сдавались они и на участке 68-й Гвардейской стрелковой дивизии. В одном из её батальонов и служил Игошин.

Группа фашистов вышла из леса. Всё как положено: руки кверху, над группой выброшен белый флаг.

Ясно - идут сдаваться.

Оживились солдаты, кричат фашистам:

Просим, просим! Давно пора!

Повернулись солдаты к Игошину:

Ну чем же фашист твой страшен?

Толпятся солдаты, на фашистов, идущих сдаваться, смотрят. Есть новички в батальоне. Впервые фашистов так близко видят. И им, новичкам, тоже совсем не страшны фашисты - вот ведь, идут сдаваться.

Всё ближе фашисты, ближе. Близко совсем. И вдруг автоматная грянула очередь.

Стали стрелять фашисты.

Полегло бы немало наших. Да спасибо Игошину. Держал оружие наготове. Сразу ответный открыл огонь. Потом помогли другие.

Отгремела пальба на поле. Подошли солдаты к Игошину:

Спасибо, брат. А фашист, смотри, со змеиным и вправду, выходит, жалом.

Немало хлопот доставил Кишинёвский «котёл» нашим солдатам. Метались фашисты.

Бросались в разные стороны. Шли на обман, на подлость. Пытались уйти. Но тщетно.

Зажали их богатырской рукой солдаты. Зажали. Сдавили. Змеиное жало вырвали.

Митяев А.В.

Мешок овсянки

В ту осень шли долгие холодные дожди. Земля пропиталась водой, дороги раскисли. На просёлках, увязнув по самые оси в грязи, стояли военные грузовики. С подвозом продовольствия стало очень плохо. В солдатской кухне повар каждый день варил только суп из сухарей: в горячую воду сыпал сухарные крошки и заправлял солью.

В такие-то голодные дни солдат Лукашук нашёл мешок овсянки. Он не искал ничего, просто привалился плечом к стенке траншеи. Глыба сырого песка обвалилась, и все увидели в ямке край зелёного вещевого мешка.

Ну и находка! обрадовались солдаты. Будет пир горой Кашу сва-рим!

Один побежал с ведром за водой, другие стали искать дрова, а третьи уже приготовили ложки.

Но когда удалось раздуть огонь и он уже бился в дно ведра, в траншею спрыгнул незнакомый солдат. Был он худой и рыжий. Брови над голубыми глазами тоже рыжие. Шинель выношенная, короткая. На ногах обмотки и растоптанные башмаки.

Эй, братва! - крикнул он сиплым, простуженным голосом.- Давай мешок сюда! Не клали не берите.

Он всех просто огорошил своим появлением, и мешок ему отдали сразу.

Да и как было не отдать? По фронтовому закону надо было отдать. Вещевые мешки прятали в траншеях солдаты, когда шли в атаку. Чтобы легче было. Конечно, оставались мешки и без хозяина: или нельзя было вернуться за ними (это если атака удавалась и надо было гнать фашистов), или погибал солдат. Но раз хозяин пришёл, разговор короткий отдать.

Солдаты молча наблюдали, как рыжий уносил на плече драгоценный мешок. Только Лукашук не выдержал, съязвил:

Вон он какой тощий! Это ему дополнительный паёк дали. Пусть лопает. Если не разорвётся, может, потолстеет.

Наступили холода. Выпал снег. Земля смёрзлась, стала твёрдой. Подвоз наладился. Повар варил в кухне на колёсах щи с мясом, гороховый суп с ветчиной. О рыжем солдате и его овсянке все забыли.

Готовилось большое наступление.

По скрытым лесным дорогам, по оврагам шли длинные вереницы пехотных батальонов. Тягачи по ночам тащили к передовой пушки, двигались танки. Готовился к наступлению и Лукашук с товарищами. Было ещё темно, когда пушки открыли стрельбу. Посветлело в небе загудели самолёты.

Они бросали бомбы на фашистские блиндажи, стреляли из пулемётов по вражеским траншеям.

Самолёты улетели. Тогда загромыхали танки. За ними бросились в атаку пехотинцы. Лукашук с товарищами тоже бежал и стрелял из автомата. Он кинул гранату в немецкую траншею, хотел кинуть ещё, но не успел: пуля попала ему в грудь. И он упал. Лукашук лежал в снегу и не чувствовал, что снег холодный. Прошло какое-то время, и он перестал слышать грохот боя. Потом свет перестал видеть ему казалось, что наступила тёмная тихая ночь.

Когда Лукашук пришёл в сознание, он увидел санитара. Санитар перевязал рану, положил Лукашука в лодочку такие фанерные саночки. Саночки заскользили, заколыхались по снегу. От этого тихого колыхания у Лукашука стала кружиться голова. А он не хотел, чтобы голова кружилась, он хотел вспомнить, где видел этого санитара, рыжего и худого, в выношенной шинели.

Держись, браток! Не робей жить будешь!.. слышал он слова санитара. Чудилось Лукашуку, что он давно знает этот голос. Но где и когда слышал его раньше, вспомнить уже не мог.

В сознание Лукашук снова пришёл, когда его перекладывали из лодочки на носилки, чтобы отнести в большую палатку под соснами: тут, в лесу, военный доктор вытаскивал у раненых пули и осколки.

Лёжа на носилках, Лукашук увидел саночки-лодку, на которых его везли до госпиталя. К саночкам ремёнными постромками были привязаны три собаки. Они лежали в снегу. На шерсти намёрзли сосульки. Морды обросли инеем, глаза у собак были полузакрыты.

К собакам подошёл санитар. В руках у него была каска, полная овсяной болтушки. От неё валил пар. Санитар воткнул каску в снег постудить собакам вредно горячее. Санитар был худой и рыжий. И тут Лукашук вспомнил, где видел его. Это же он тогда спрыгнул в траншею и забрал у них мешок овсянки.

Лукашук одними губами улыбнулся санитару и, кашляя и задыхаясь, проговорил: -А ты, рыжий, так и не потолстел. Один слопал мешок овсянки, а всё худой. Санитар тоже улыбнулся и, погладив ближнюю собаку, ответил:

Овсянку-то они съели. Зато довезли тебя в срок. А я тебя сразу узнал. Как увидел в снегу, так и узнал.

«Рассказ танкиста» Александр Твардовский

А как зовут, забыл его спросить.

Лет десяти-двенадцати. Бедовый,

Из тех, что главарями у детей,

Из тех, что в городишках прифронтовых

Встречают нас как дорогих гостей.

Машину обступают на стоянках,

Таскать им воду вёдрами - не труд,

Приносят мыло с полотенцем к танку

И сливы недозрелые суют…

Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен, Мы прорывались к площади вперёд.

А он гвоздит - не выглянуть из башен, - И чёрт его поймёт, откуда бьёт.

Тут угадай-ка, за каким домишкой

Он примостился, - столько всяких дыр, И вдруг к машине подбежал парнишка:

Товарищ командир, товарищ командир!

Я знаю, где их пушка. Я разведал…

Я подползал, они вон там, в саду…

Да где же, где?.. - А дайте я поеду На танке с вами. Прямо приведу.

Что ж, бой не ждёт. - Влезай сюда, дружище! -

И вот мы катим к месту вчетвером. Стоит парнишка - мины, пули свищут,

И только рубашонка пузырём.

Подъехали. - Вот здесь. - И с разворота Заходим в тыл и полный газ даём. И эту пушку, заодно с расчётом,

Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть: От дома к дому шёл большой пожар.

И, помню, я сказал: - Спасибо, хлопец! - И руку, как товарищу, пожал…

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку, И только не могу себе простить:

Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,

Но как зовут, забыл его спросить.

Беседы о Войне

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

Дорогие ребята, вы родились и живете в мирное время и не знаете, что такое война. Но не все могут испытывать такое счастье. Во многих местах нашей Земли происходят военные конфликты, в которых погибают люди, разрушаются жилые дома, промышленные здания и т.д. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, какой была Вторая мировая война.

Вторая мировая война - самая крупная война в истории человечества. Она была развязана Германией, Италией и Японией. В эту войну было втянуто 61 государство (14 государств на стороне фашистской Германии, 47 - на стороне России).

Всего в войне участвовало 1,7 млрд человек или 80% всего населения Земли, т.е. из каждых 10 человек в войне участвовало 8. Поэтому такую войну и называют мировой.

В армиях всех стран участвовало 110 млн человек. Вторая мировая война продолжалась 6 лет - с 1 сентября 1939г. по 9 мая 1945г.

Нападение Германии на Советский Союз было неожиданным. Был нанесен удар неведомой силы. Гитлер напал на Советский Союз (Так раньше называлось наше Отечество) сразу на большом пространстве - от Балтийского моря до Карпатских гор (почти по всей нашей Западной границе). Его войска пересекли нашу границу. Тысячи и тысячи орудий открыли огонь по мирно спящим селам, и городам, самолеты врага стали бомбить железные дороги, вокзалы, аэродромы. Для войны с Россией Германия подготовила огромную армию Гитлер хотел превратить население нашей Родины в рабов и заставить их работать на Германию, хотел уничтожить науку, культуру, искусство, запретить образование в России.

Долгие годы продолжалась кровавая война, но враг был разгромлен.

Великая Победа, которую одержали во Второй мировой войне над фашистской Германией наши дедушки и бабушки не имеет аналогов в истории.

В памяти народной навечно сохраняются имена героев Великой Отечественной войны.

В этом 2016 году исполняется 75 лет Великой Победе во Второй мировой войне. Называется она «Великая Победа» потому, что это победа здравомыслящих людей в самой ужасной мировой войне в истории человечества, которую ему навязал фашизм.

Почему война называется Великой Отечественной?

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННА ВОЙНА - самая крупная война в истории человечества. Слово «великий» означает, очень большой, громадный, огромный. В самом деле, война захватила огромную часть территории нашей страны, в ней участвовали десятки миллионов людей, она длилась долгих четыре года, а победа в ней потребовала от нашего народа громадного напряжения всех физических и духовных сил.

Отечественной войной она называется потому, что эта война - справедливая, направленная на защиту своего Отечества. На борьбу с врагом поднялась вся наша огромная страна! Мужчины и женщины, пожилые люди, даже дети ковали победу в тылу и на передовой.

Теперь вы знаете, что одна из самых жестоких и кровопролитных войн в истории России называлась Великой Отечественной войной. Победа Красной Армии в этой войне - главное событие в истории России XX века!

Нападение Германии на Советский Союз было неожиданным. В эти июньские дни десятиклассники заканчивали школу, в школах проходили выпускные балы. Юноши и девушки в светлых нарядных одеждах танцевали, пели, встречали рассвет. Они строили планы на будущее, мечтали о счастье и любви. Но война жестоко разрушила эти планы!

22 июня в 12 часов дня министр иностранных дел В.М. Молотов выступил по радио и сообщил о нападении на нашу страну фашисткой Германии. Молодые люди снимали школьную форму, надевали шинели и прямо со школьной скамьи шли на войну, становились бойцами Красной Армии. Бойцов, служивших в Красной Армии, называли красноармейцами.

Каждый день эшелоны увозили бойцов на фронт. Все народы Советского Союза поднялись на борьбу с врагом!

Но в 1941 г. народ всеми силами хотел помочь своей стране, попавшей в беду! И молодые, и пожилые люди рвались на фронт и записывались в Красную Армию. Только в первые дни войны записалось около миллиона человек! У призывных пунктов собирались очереди - люди стремились защищать свое Отечество!

По масштабам человеческих жертв и разрушений эта война превзошла все войны, которые были на нашей планете. Было уничтожено огромное количество людей. На фронтах в боевых операциях было убито свыше 20 млн солдат. В ходе Второй мировой войны погибло около 55 млн человек, из них почти половина - граждане нашей страны.

Фашисткой Германией.

Когда началась Великая Отечественная война?

Почему она так называется?

Какая страна развязала войну?

Что Гитлер хотел сделать с нашим народом?

Кто встал на защиту Отечества?

ДЕТИ И ВОЙНА

Трудные, голодные и холодные военные годы называют военным лихими, злыми годами. Тяжело достались они всему нашему народу, но особенно тяжко пришлось маленьким детям.

Многие дети остались сиротами, их отцы погибли на войне, другие потеряли родителей во время бомбежек, третьи лишились не только родных, но и отчего дома, четвертые оказались на оккупированной врагами территории, пятые - в плену у немцев.

Дети - слабые, беспомощные, оказались лицом к лицу с жестокой, беспощадной, злой силой фашизма.

Война - не место для детей

Война - не место для детей!

Здесь нет ни книжек, ни игрушек.

Разрывы мин и грохот пушек,

И море крови и смертей.

Война - не место для детей!

Ребенку нужен теплый дом

И мамы ласковые руки,

И взгляд, наполненный добром,

И песни колыбельной звуки.

И елочные огоньки,

С горы веселое катанье, Снежки и лыжи, и коньки, А не сиротство и страданье!

Вот история двух маленьких девочек, в судьбу которых ворвалась война. Девочек звали Валя и Вера Окопнюк. Они были сестрами. Валя постарше, ей уже исполнилось тринадцать лет, а Вере было только десять.

Сестры жили в деревянном домике на окраине города Сумы. Незадолго до войны их мама тяжело заболела и умерла, а когда началась война, папа девочек ушел на фронт. Дети остались совсем одни. Соседи помогли сестрам поступить в ремесленное училище при тракторном заводе. Но скоро завод эвакуировали за Урал, а училище закрыли. Что было делать?

Вера и Валя не растерялись. Они стали дежурить на крышах домов, гасить зажигательные бомбы, помогали больным и старым людям спускаться в бомбоубежище. Через несколько месяцев город захватили немцы. Девочкам пришлось увидеть и испытать все ужасы оккупации.

Одна из них вспоминала: «Из домов выгоняли людей и гнали их пешком, увозили на машинах. Некоторые так никогда и не вернулись в свой дом. Немцы сгоняли народ на площадь и заставляли смотреть, как вешали наших людей. В городе был голод, холод, не было воды».

Сестры решили бежать в Киев. Они пробирались по тропинкам вдоль шоссейных дорог, собирали колоски, выпавшие из машин при перевозке. Ночевали в копнах сена. Долго брели девочки, пока, наконец, не оказались на окраине Киева.

Какая-то добрая старушка пожалела голодных оборванных и грязных детей. Она отогрела их, отмыла, напоила кипятком, угостила вареной фасолью. Сестры остались жить у этой бабушки. Её сыновья били врага на фронте, старушка жила одиноко.

Но вот в город вошли наши войска. Сколько было слез и радости! Вся молодежь - парни и девушки - побежали в военкоматы. Сестренки тоже побежали, но им сказали, что они еще слишком малы. Однако им выпало такое горькое детство, что девочки считали себя совсем взрослыми. Они захотели работать в госпитале - но и здесь отказали. Но однажды в город привезли много раненых бойцов, и врач сказал сестрам: «Ну-ка, девочки, помогайте».

«Вот так получилось, что мы остались в госпитале»,-вспоминала Вера.

Девочки стали помогать санитарам, научились делать перевязки, кормили раненых красноармейцев. Если выдавался свободный часок, сестры устраивали для бойцов концерт: читали стихи, пели под гитару песни, танцевали. Они хотели подбодрить, развеселить раненых солдат. Солдаты полюбили девочек!

Однажды Вера среди бойцов, идущих через город, увидела своего дядю, родного брата отца. Она кинулась к нему. А скоро девочки получили и первое письмо от отца. Отец думал, что сестры погибли, и был бесконечно рад тому, что Вера и Валя нашлись, просил их беречь себя, писал, что когда закончится война, они снова будут вместе. Над этим письмом плакал весь госпиталь! вспоминает Вера.

Война исковеркала судьбы не только оказавшихся на фронте детей, но и тех, кто был в тылу. Вместо беззаботного счастливого детства с веселыми играми и забавами, маленькие дети по десять-двенадцать часов работали на станках, помогая взрослым изготавливать оружие для победы над врагом.

Повсюду в тылу создавались производства, выпускающие оборонную продукцию. На станках работали женщины и дети 13-14 лет. «Ребятишки, плохо одетые, опухшие от голода, никогда не высыпавшиеся, они работали наравне со взрослыми. У меня, начальника цеха, сердце сжималось, когда видел их, греющихся у печки или прикорнувших у станка», - воспоминал ветеран военного завода в подмосковном Королеве. В.Д. Ковальский.

Другой ветеран, Н.С. Самарцев, рассказывал: «Мы не доставали до верстака, и нам делали специальные подставки из ящиков. Орудовали вручную - молоток, напильник, зубило. К концу смены валились с ног. Только бы поспать 4-5 часов! Из цеха не выходили недели по две и только в начале месяца, когда напряжение было меньше, отсыпались дома».

Школьники, как могли старались помочь фронтовикам поднять их боевой дух, вселить веру в победу, ободрить добрым словом.

Они писали письма бойцам, собирали для них посылки. Шили и вышивали кисеты для табака, вязали теплые шерстяные варежки, носки, шарфы.

Звучит песня «Маленькая Валенька», муз. Н. Леви, ел. В. Дыховичного.

Расскажите о жизни детей в трудные военные годы.

Как помогали дети взрослым в тылу?

Что посылали школьники бойцам на фронт?

ПРАЗДНИК «ДЕНЬ ПОБЕДЫ»

По пути к Великой Победе российского народа были и поражения в битвах и много важных побед, событий: Разгром Фашистких войск под Москвой, освобождение российских городов, союзный стран, но одним из основных является подписание акта безоговорочной капитуляции между фашистской Германией и странами-победителями (Великобританией, Советским Союзом, Соединенными Штатами Америки и Францией).

Это произошло 9 мая 1945 года в столице побежденной Германии - Берлине. С этого дня всему миру стало известно, что фашистская Германия полностью разгромлена. Каждый год 9 мая люди торжественно отмечают эту дату. В нашей стране 9 мая является государственным праздником, который посвящен Дню Победы. В этот день люди не работают, а поздравляют ветеранов войны и празднуют.

Долгие годы продолжалась кровавая война, но враг был разгромлен, и Германия подписала акт безоговорочной капитуляции.

9 мая 1945 года для России навечно стало великой датой. Ради этого счастливого дня погибли миллионы человек, сражаясь за свободу России и всего мира. Мы никогда не забудем тех, кто горел в танках, кто бросался из окопов под ураганный огонь, кто грудью ложился на амбразуру, кто не пожалел своей жизни и все одолел. Не ради наград, а ради того, чтобы мы с вами, ребята, могли жить, учиться, работать и быть счастливыми!

В памяти народной навечно сохраняются имена героев Великой Отечественной войны. Александр Матросов пожертвовал жизнью, закрыв собой амбразуру вражеского дота. Александр Матросов спас жизнь своим боевым товарищам.

Генерал Д.М. Карбышев, оказавшись в лапах врага, не сдался, не предал Отчизну и был жестоко замучен гитлеровцами. После долгих пыток его вывели раздетого на лютый мороз и обивали водой до тех пор, пока генерал не превратился в ледяную статую.

Юная партизанка Зоя Космодемьянская была зверски замучена фашистами, но не выдала своих боевых товарищей.

Героев Великой Отечественной войны очень много. Но имена многих тысяч солдат, совершивших подвиги и отдавших жизнь за Родину, остались, к сожалению, неизвестными.

Возле них горит «вечный огонь», к ним возлагают цветы те, чью мирную жизнь они отстояли в боях.

Никто не забыт, ничто не забыто! Великая победа Великой войны победу Мы не должны забывать!

В боях отстояли деды

Священную Родину-мать.

Она посыла на битвы

Лучших своих сыновей.

Она помогала молитвой

И праведной верой своей.

В великой войне победу Мы не должны забывать,

Для нас отстояли деды

И жизнь, и Родину-мать!

9 мая 1945 года в Москве прошел первый парад Победы. Тысячи людей с букетами цветов вышли на улицы столицы. Люди смеялись, плакали, незнакомые обнимали друг друга. Это, в самом деле, был праздник всего народа «со слезами на глазах»! Все радовались величайшей победе над врагом и оплакивали погибших.

По улицам столицы стройными рядами шли воины-победители. Они несли на Красную площадь знамена поверженного врага и бросали их на брусчатку древней площади.

Женщины, дети, молодежь и пожилые люди со слезами радости встречали отважных бойцов, дарили им цветы, обнимали, поздравляли с победой.

В этот день на Красной площади столицы состоялся торжественный парад войск, а вечером небо над Москвой вспыхнуло яркими огнями победного салюта.

С тех пор праздник Победы - 9 мая - стал поистине всенародным торжеством! Улицы столицы расцветают улыбками радости, пышными букетами цветов и яркими шарами, звучит торжественная музыка.

В памятных местах столицы - на Поклонной горе, у могилы Неизвестного солдата, на площади перед Большим театром сбираются ветераны-фронтовики. Их груди украшены орденами и медалями, полученными за подвиги в Великой Отечественной войне. Они делятся с нами, своими благодарными потомками, рассказами о лихой военной поре, встречаются со своими боевыми друзьями. Торжества проходят во всех городах России!

Идут годы. Вот уже шестьдесят лет прошло со дня Великой Победы. Увы! Ветераны войны состарились, многим из них уже больше восьмидесяти лет. Живых участников войны остается все меньше и меньше.

Дорогие друзья! Будем благодарны им за то, что они победили в жестокой схватке с врагом, отстояли для нас родную землю и мирную жизнь. Будем достойны своих дедов и прадедов!

Звучит песня «День Победы», муз. Д. Тухманова, сл. В. Харитонова.

1. Когда мы празднуем День Победы нашего народа в Великой Отечественной войне?

2. Расскажите о героях войны.

3. Как отмечается День Победы в нашей стране?

4. Какие памятники и мемориалы погибшим воинам вы знаете?

ПОБЕДА.

По масштабам человеческих жертв и разрушений Великая Отечественная война превзошла все войны, которые были на нашей планете. Было уничтожено огромное количество людей. На фронтах в боевых операциях было убито свыше 20 млн солдат.

В ходе Второй мировой войны погибло около 55 млн человек, из них почти половина - граждане нашей страны.

Ужас и потери Второй мировой войны объединили людей в борьбе против фашизма, и поэтому огромная радость победы охватила в 1945 году не только Европу, но и весь мир.

В боях за свою Родину советские солдаты проявили поразительное мужество и бесстрашие. Битва шла за каждый кусок земли.

Враг был разбит!

9 мая 1945 года мы празднуем День Победы над фашистской Германией. Вот как вспоминает этот день ветеран войны «Был день Победы. Это действительно радость со слезами на глазах. Все выскочили из землянок оттого, что кругом стрельба. Но тут раздались крики: «Войне конец!» Все чужие друг другу, незнакомые, обнимаемся, плачем, смеемся». Огнем из тысячи орудий, автоматов, пулеметов, ружей, словно салютом, отметили наши воины конец Великой войны. А потом наступила удивительная тишина. Ни одного выстрела... Эту мирную тишину так ждали миллионы людей, уже привыкшие к бомбежкам, взрывам, вою сирен, грохоту орудий. Послушайте, как встречал первый день мира русский солдат, оказавшийся на чужбине, недалеко от немецкого города.

Первый день мира Душистая густая тишина,

Ни выстрел не звучит, ни взрыв. Сегодня утром кончилась война, И хоть кругом чужая сторона Я чудом уцелел, я жив!

Друзей я вспомнил тех, кто никогда

Не выйдет в час рассветный на покосы

Кто не забросит в реку невода,

Кого не обдадут весною росы.

Я не хотел ни убивать, ни жечь,

Я ощущал лишь зов родной земли,

Но в памяти поклялся я сберечь Друзей,

что на чужбине полегли!

Звучит песня «Нам нужна одна победа» Б. Окуджавы.

1.Когда мы празднуем день Победы над фашистской Германией?

2.Попросите маму, папу, бабушку рассказать вам о том, кто из вашей, семьи принимал участие в Великой Отечественно войне.

3.Какова их судьба?

«Символы Победы - ордена, медали и знамена».

Цель :Познакомить детей с боевыми наградами,которыми награждали воинов вовремя Великой Отечественной войны, со знаменем Победы, которое водрузили над Рейхстагом; воспитывать уважение к ратным подвигам бойцов и командиров, гордость за свой народ, любовь к Родине.

Оборудование :сборник рассказов«Дети-герои Великой Отечественной войны»;стенд с фотографиями орденов и медалей; изображение Знамени Победы, наглядно-дидактическое пособие «Великая Отечественная война в произведениях художников» (издательство «Мозаика-Синтез»), репродукции картин О. Пономаренко «Победа», В. Богаткина «Штурм Рейхстага», музыкальные записи песен времен Великой Отечественной войны.

Ход занятия.

В начале занятия слушаем фрагмент песни «День Победы» (музыка Д. Тухманова).

Воспитатель: О каком празднике говорится в этой песне? (Этот праздник называется День Победы.)

Что это была за победа? (Это была победа в войне.)

Как называют эту войну? (Эту войну называют «Великой Отечественной».)

Как вы думаете, что означает слово «отечество»? (Страна, в которой мы родились и живем. Страна наших родителей - отцов и матерей и наших предков. Наша родина - Россия.)

Воспитатель: Дети, скоро наша страна будет отмечать праздник Победы. В этот день на улицах города можно встретить ветеранов - воинов той далекой войны. Майский праздник - День Победы - Отмечает вся страна. Надевают наши деды. Боевые ордена. Сегодня мы увидим награды - ордена и медали, которыми награждали воинов в годы Великой Отечественной войны. (Рассматривание фотографий с орденами.) Воспитатель: Четыре с половиной года длилась Великая Отечественная война. Много бед и горя она принесла русским людям - в руины превратились многие города и села, погибли тысячи людей. Защищая свою Родину, солдаты и командиры сражались, не жалея жизни.

Воспитатель: Как вы думаете, за что воин мог получить орден или медаль?

В первые годы войны бойцы и командиры награждались орденами Красного Знамени, Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги».(Рассматривают иллюстрации.)

В ходе боев требовалось выделять подвиги бойцов, отмечать искусство военачальников. Тогда были утверждены ордена Отечественной войны, Суворова, Кутузова, Александра Невского и др.

Для доблестных защитников городов-героев были изготовлены специальные медали «За оборону Ленинграда», «За оборону Севастополя», «За оборону Москвы».

Даже дети награждались орденами и медалями (фотографии детей).

Воспитатель: Ребята, а как вы думаете, награды вручались только на фронте? А те люди, которые работали в тылу, тоже совершали подвиги? Были ли женщины-героини среди защитников Отечества? Сегодня мы с вами многое узнали о наградах, которыми в годы Великой Отечественной войны отмечали героев. Память об этих людях мы сохраним навсегда.

Чтобы сохранить память о героях войны, в городах и поселках установлены памятники, у Кремлевской стены в столице нашей Родины городе-герое Москве у могилы Неизвестного солдата горит Вечный огонь. Это - огонь нашей памяти, символ того, что мы помним о тех событиях. Есть еще один очень важный символ - это Знамя Победы.

Воспитатель: Давайте рассмотрим изображение Знамени Победы.

Какого цвета знамя Победы? (Знамя Победы красного цвета.)

Что изображено на знамени? (На Знамени Победы изображены: звезда, серп и молот, надписи.)

В те времена наша страна Россия была частью государства, которое называлось Союз Советских Социалистических Республик. Государственный флаг Советского Союза был красного цвета с золотой звездой и золотыми серпом и молотом. Серп и молот - это символы труда и трудящихся, тех, кто работает на фабриках и заводах, выращивает хлеб, звезда - символ защитников Отечества. Эти символы изображены и на Знамени Победы, только нанесены они на полотнище белой краской. Надписи на Знамени Победы говорят о том, какому военному подразделению принадлежало это знамя.

События, связанные со Знаменем Победы, происходили в самом конце Великой Отечественной войны. А до этого в тяжелых сражениях советские войска освободили свою Родину от жестоких захватчиков. Освободили они и многие другие страны: Польшу, Чехословакию, Венгрию, Австрию, - и, наконец, штурмом взяли столицу фашистской Германии - город Берлин.

В центре города бои развернулись за каждый дом, за каждую улицу. Особенно тяжелым был штурм здания фашистского правительства - Рейхстага. Чтобы преодолеть упорное сопротивление фашистов, приходилось сражаться за каждый этаж, за каждую комнату. И вот, наконец, штурмовые группы советских солдат поднялись на крышу.

Знамя Победы развевалось над Берлином - это означало, что война окончена, завоевана долгожданная победа. Затем Знамя Победы перевезли в Москву для участия в Параде Победы. Предлагаю нарисовать Знамя Победы.

Шинель

Почему ты шинель бережешь? – Я у папы спросила. - Почему не порвешь, не сожжешь? – Я у папы спросила.

Ведь она и грязна, и стара,

Приглядись-ка по- лучше,

На спине вон какая дыра,

Приглядись-ка получше!

Потому я ее берегу, -

Отвечает мне папа, -

Потому не порву, не сожгу, -

Отвечает мне папа. -

Потому мне она дорога,

Что вот в этой шинели

Мы ходили, дружок, на врага

И его одолели!

Война. Жестокая война

Не первый месяц длится...

Жизнь, как струна, напряжена,

В опасности столица.

Страна цвела. Но враг из-за угла

Свершил налет, пошел на нас войною.

В тот грозный час, Стальною став стеною, Вся молодость оружие взяла,

Чтоб отстоять Отечество родное.

Пусть будет мир

Пусть небо будет голубым,

Пусть в небе не клубится дым,

Пусть пушки грозные молчат

И пулеметы не строчат, Чтоб жили люди, города...

Мир нужен на земле всегда!

Салют

Скорей, скорей одеться!

Скорей позвать ребят!

В честь праздника большого Орудия палят.

Вокруг все было тихо,

И вдруг - салют! Салют! Ракеты в небе вспыхнули

И там, и тут!

Над площадью,

Над крышами,

Над праздничной Москвой

Взвивается все выше

Огней фонтан живой!

На улицу, на улицу

Все радостно бегут,

Кричат: «Ур-ра!»

Любуются

На праздничный

Мирная считалка

Раз-два-три-четыре-пять!

Красный, белый, желтый, синий!

Медь, железо, алюминий!

Солнце, воздух и вода!

Горы, реки, города!

Труд, веселье, сладкий сон!

А война пусть выйдет вон!

День Победы

Майский праздник -

День Победы

Отмечает вся страна.

Надевают наши деды

Боевые ордена.

Их с утра зовет дорога

На торжественный парад,

И задумчиво с порога Вслед им Бабушки глядят.

Навек запомни! (отрывок)

Куда б ни шел, ни ехал ты,

Но здесь остановись,

Могиле этой дорогой

Всем сердцем поклонись.

Кто б ни был ты -

Рыбак, шахтер,

Ученый иль пастух, -

Навек запомни: здесь лежит

Твой самый лучший друг.

И для тебя, и для меня Он сделал все, что мог: Себя в бою не пожалел

И Родину сберег.

Памятник славы

На поляне, от лагеря близко,

Где багульник все лето цветет,

На дорогу глядят с обелиска

Пехотинец, матрос и пилот.

Отпечаток счастливого детства

Сохранился на лицах солдат,

Но уже никуда им не деться

От военной суровости дат.

«Вот в таком же зеленом июне, -

Нам сказал пожилой старшина, -

Забрала их, веселых и юных,

И домой не вернула война.

На рассвете, прижав автоматы,

Шли солдаты на штурм высоты...».

Нестареющим нашим вожатым

Мы к ногам положили цветы.

Мы здесь не потому, что дата.

Как злой осколок, память жжет в груди.

К могиле неизвестного солдата Ты в праздники и будни приходи. Он защитил тебя на поле боя, Упал, ни шагу не ступив назад,

И имя есть у этого героя - Великой Армии простой солдат.

Нет, слово «мир» останется едва ли,

Когда войны не будут люди знать.

Ведь то, что раньше миром называли,

Все станут просто жизнью называть.

И только дети, знатоки былого, Играющие весело в войну, Набегавшись, припомнят это слово, С которым умирали в старину.

Дидактические и подвижные игры.

Дидактическая игра «Назови пословицу»

Цель :закрепить знание детьми пословиц о солдатах,военном долге,о Родине, воспитывать интерес к русскому фольклору.

Каждый ребенок, к которому в руки попадает мяч, вспоминает и проговаривает пословицу о смелости, силе, отваге, объясняет ее значение. «Сам погибай, а товарища выручай»,

«С родной земли - умри, не сходи»,

«За край свой насмерть стой»,

«За правое дело стой смело»,

«Жить - Родине служить»,

«Счастье Родины - дороже жизни»,

«Не тот герой, кто награду ждет, а тот герой, кто за народ идет».

Дидактическая игра «Раньше и теперь»

Цель :закреплять знания детей об истории России и укладе жизни наших предков;знакомить детей с предметами старины; учить находить аналог в современном мире; воспитывать интерес к прошлому нашей страны; развивать речь, логическое мышление дошкольников.

Оборудование :10карт формата А4с изображением предметов старины исовременного мира; Картонные кружочки диаметром 4 см двух цветов: синие и красные.

Играют от 2 до 10 игроков. У каждого игрока по одной большой карте с изображением предметов старины и предметов современного мира; картонные кружочки двух цветов. Роль ведущего выполняет воспитатель. Детям предлагается закрыть красными кружками картинки с изображением предметов современной жизни; синими кружками закрыть картинки с изображением предметов старины. Рассмотреть предметы современного мира, изображенные на открытых картинках; дать им правильное название и объяснить их назначение.

Дидактическая игра «Защитники Отечества»

Цель: закреплять знания детей о разных родах войск Российской армии;закреплятьзнания об особенностях военной службы и необходимых условиях для ее успешного прохождения; воспитывать чувство гордости за защитников Отечества;развивать речь, умение классифицировать предметы.

Оборудование :9карт форматаA3.В центре каждой карты изображение солдатаразличных родов войск (летчик, артиллерист, десантник, моряк, подводник, танкист, пограничник), а также ветеран Великой Отечественной войны. Свободное пространство вокруг воина разделено на 6 квадратов. Раздаточные карточки, на которых изображены различные предметы и события военной тематики (танк, пушка, автомат, бинокль, бескозырка, корабль, планшет, парад, Вечный огонь и т.д.).

В игре могут принимать участие от 1 до 9 детей. Ведущий (воспитатель или ребенок) раздает участникам игры большие карты, маленькие карточки перемешивает между собой и по одной показывает детям. Задача детей - определить принадлежность показываемого предмета или события представителю тех или иных родов войск, аргументировать свой ответ. Если ребенок ответит правильно, он получает маленькую карточку и закрывает ею пустой квадрат на большой карте. Игра продолжается до тех пор, пока все маленькие карточки не будут розданы.

Дидактическая игра «Великие люди России»

Цель :закрепить знания детей о великих соотечественниках;учить подбирать ксоответствующему портрету необходимые предметы, которые относятся к данному человеку, его виду деятельности; воспитывать интерес и уважение к историческому прошлому России, гордость за великих соотечественников и их достижения; развивать речь и логическое мышление дошкольников.

Оборудование :11карточек(25x20см)разного цвета,на которых в центре

изображены портреты: А.В. Суворова, М. И. Кутузова, И. Н. Кожедуба, А. П. Маресьева, А.М.Матросова. Под каждым портретом - по 3 свободных белых кружка.

В игре могут принимать участие до 11 детей. Воспитатель раздает большие карты, на которых изображены портреты великих людей. Показывает детям маленькие карточки-кружочки, где нарисованы предметы, характерные для того или иного вида деятельности.

Воспитатель предлагает детям определить, какому из исторических персонажей, изображенных на портретах, подойдет этот предмет, и объяснить почему. Ребенок, который правильно ответил на вопрос, забирает карточку себе и закрывает ею кружок под портретом. Игра продолжается до тех пор, пока все кружки на картах не будут закрыты.

Подвижная игра «Кто быстрее?»

На стульчиках, расставленных в несколько рядов, как в армии, лежат гимнастерка, комбинезон, плащ-накидка, буденовка, бескозырка. По команде дети должны как можно быстрее одеться или одеть кукол. Выигрывает тот, кто все действия проделает быстрее других и правильно. Победитель назначается командиром. Он распечатывает конверт и объявляет, в какой воинской части дети побывают в следующий раз.

Подвижная игра «Перетягушки»

Дети обеих команд делятся по парам. Каждой паре дается гимнастическая палка.

Участники одной команды стоят по одну сторону от обозначенной линии. По сигналу ведущего участники команд стараются перетянуть противника на свою сторону.

Подвижная игра «Саперы»

Две команды перебираются с одной стороны на другую, наступая только на дощечки.

Брестская крепость стоит на границе. Атаковали ее фашисты в первый же день войны.

Не смогли фашисты взять Брестскую крепость штурмом. Обошли ее слева, справа. Осталась она у врагов в тылу.

Наступают фашисты. Бои идут под Минском, под Ригой, под Львовом, под Луцком. А там, в тылу у фашистов, не сдается, сражается Брестская крепость.

Трудно героям. Плохо с боеприпасами, плохо с едой, особенно плохо с водой у защитников крепости.

Кругом вода – река Буг, река Муховец, рукава, протоки. Кругом вода, но в крепости нет воды. Под обстрелом вода. Глоток воды здесь дороже жизни.

– Воды! – несется над крепостью.

Нашелся смельчак, помчался к реке. Помчался и сразу рухнул. Сразили враги солдата. Прошло время, еще один отважный вперед рванулся. И он погиб. Третий сменил второго. Не стало в живых и третьего.

От этого места недалеко лежал пулеметчик. Строчил, строчил пулемет, и вдруг оборвалась очередь. Перегрелся в бою пулемет. И пулемету нужна вода.

Посмотрел пулеметчик – испарилась от жаркого боя вода, опустел пулеметный кожух. Глянул туда, где Буг, где протоки. Посмотрел налево, направо.

– Эх, была не была.

Пополз он к воде. Полз по-пластунски, змейкой к земле прижимался. Все ближе к воде он, ближе. Вот рядом совсем у берега. Схватил пулеметчик каску. Зачерпнул, словно ведром, воду. Снова змейкой назад ползет. Все ближе к своим, ближе. Вот рядом совсем. Подхватили его друзья.

– Водицу принес! Герой!

Смотрят солдаты на каску, на воду. От жажды в глазах мутится. Не знают они, что воду для пулемета принес пулеметчик. Ждут, а вдруг угостит их сейчас солдат – по глотку хотя бы.

Посмотрел на бойцов пулеметчик, на иссохшие губы, на жар в глазах.

– Подходи, – произнес пулеметчик.

Шагнули бойцы вперед, да вдруг…

– Братцы, ее бы не нам, а раненым, – раздался чей-то голос.

Остановились бойцы.

– Конечно, раненым!

– Верно, тащи в подвал!

Отрядили солдаты бойца в подвал. Принес он воду в подвал, где лежали раненые.

– Братцы, – сказал, – водица…

– Получай, – протянул он солдату кружку.

Потянулся было солдат к воде. Взял уже кружку, да вдруг:

– Нет, не мне, – произнес солдат. – Не мне. Детям тащи, родимый.

Понес боец воду детям. А надо сказать, что в Брестской крепости вместе со взрослыми бойцами находились и женщины и дети – жены и дети военнослужащих.

Спустился солдат в подвал, где были дети.

– А ну, подходи, – обратился боец к ребятам. – Подходи, становись, – и, словно фокусник, из-за спины вынимает каску.

Смотрят ребята – в каске вода.

Бросились дети к воде, к солдату.

Взял боец кружку, осторожно налил на донышко. Смотрит, кому бы дать. Видит, рядом малыш с горошину.

– На, – протянул малышу.

Посмотрел малыш на бойца, на воду.

– Папке, – сказал малыш. – Он там, он стреляет.

– Да пей же, пей, – улыбнулся боец.

– Нет, – покачал головой мальчонка. – Папке. – Так и не выпил глотка воды.

И другие за ним отказались.

Вернулся боец к своим. Рассказал про детей, про раненых. Отдал он каску с водой пулеметчику.

Посмотрел пулеметчик на воду, затем на солдат, на бойцов, на друзей. Взял он каску, залил в металлический кожух воду. Ожил, заработал, застрочил пулемет.

Прикрыл пулеметчик бойцов огнем. Снова нашлись смельчаки. К Бугу, смерти навстречу, поползли. Вернулись с водой герои. Напоили детей и раненых.

Отважно сражались защитники Брестской крепости. Но становилось их все меньше и меньше. Бомбили их с неба. Из пушек стреляли прямой наводкой. Из огнеметов.

Ждут фашисты – вот-вот, и запросят пощады люди. Вот-вот, и появится белый флаг.

Ждали, ждали – не виден флаг. Пощады никто не просит.

Тридцать два дня не умолкали бои за крепость «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» – написал на стене штыком один из последних ее защитников.

Это были слова прощанья. Но это была и клятва. Сдержали солдаты клятву. Не сдались они врагу.

Поклонилась за это страна героям. И ты на минуту замри, читатель. И ты низко поклонись героям.

Шагает война огнем. Пылает земля бедой. На огромном пространстве от Балтийского до Черного моря развернулась грандиозная битва с фашистами.

Наступали фашисты сразу в трех направлениях: на Москву, Ленинград и Киев. Распустили смертельный веер.

Город Лиепая – порт Латвийской Советской Республики. Сюда, на Лиепаю, был направлен один из фашистских ударов. Верят в легкий успех враги:

– В наших руках Лиепая!

Наступают фашисты с юга. Идут вдоль моря – прямой дорогой. Идут фашисты. Вот селение Руцава. Вот озеро Папес. Вот речка Барта. Все ближе и ближе город.

– В наших руках Лиепая!

Идут. Вдруг страшный огонь преградил дорогу. Остановились фашисты. Вступили фашисты в бой.

Бьются, бьются, никак не пробьются. Не могут прорваться к Лиепае враги с юга.

Изменили фашисты тогда направление. Обходят город теперь с востока. Обошли. Вот и город дымит вдали.

– В наших руках Лиепая!

Только пошли в атаку, как вновь шквалом огня ощетинилась Лиепая. На помощь солдатам пришли моряки. На помощь военным пришли рабочие. Взяли в руки они оружие. Вместе с бойцами в одном ряду.

Остановились фашисты. Вступили фашисты в бой.

Бьются, бьются, никак не пробьются. Не продвинутся фашисты и здесь, с востока.

– В наших руках Лиепая!

Однако и здесь, на севере, преградили дорогу фашистам отважные защитники Лиепаи. Бьется с врагом Лиепая.

Сутки проходят.

Вторые проходят.

Третьи. Четвертые на исходе.

Не сдается, держится Лиепая!

Лишь когда кончились снаряды, патронов нет – отошли защитники Лиепаи.

Вступили фашисты в город.

– В наших руках Лиепая!

Но не смирились советские люди. Ушли в подполье. Ушли в партизаны. На каждом шагу ожидает фашистов пуля. Целую дивизию держат фашисты в городе.

Борется Лиепая.

Долго поминали враги Лиепаю. Если в чем-то у них неудача – говорили:

– Лиепая!

Не забыли и мы Лиепаю. Если кто-то стойко стоял в бою, если кто-то сверхотважно с врагами дрался, и это отметить бойцы хотели, говорили:

– Лиепая!

Даже в рабство попав к фашистам, оставалась она в боевом строю – наша советская Лиепая.

КАПИТАН ГАСТЕЛЛО

Шел пятый день войны. Летчик капитан Николай Францевич Гастелло со своим экипажем вел самолет на боевое задание. Самолет был большой, двухмоторный. Бомбардировщик.

Вышел самолет к намеченной цели. Отбомбился. Выполнил боевую задачу. Развернулся. Стал уходить домой.

И вдруг сзади разрыв снаряда. Это фашисты открыли огонь по советскому летчику. Произошло самое страшное, снаряд пробил бензиновый бак. Загорелся бомбардировщик. Побежало по крыльям, по фюзеляжу пламя.

Капитан Гастелло попытался сбить огонь. Он резко накренил самолет на крыло. Заставил машину как бы падать набок. Называется такое положение самолета скольжением. Думал летчик, собьется, утихнет пламя. Однако продолжала гореть машина. Свалил Гастелло бомбардировщик на второе крыло. Не исчезает огонь. Горит самолет, высоту теряет.

В это время под самолетом внизу двигалась фашистская автоколонна: цистерны с горючим в колонне, автомашины. Подняли фашисты головы, следят за советским бомбардировщиком.