Вешние воды (повесть). Иван тургеневвешние воды
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ИДЕЙНО-ТЕМАТИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПОВЕСТИ И.С. ТУРГЕНЕВА «ВЕШНИЕ ВОДЫ»
ГЛАВА 2. ОБРАЗЫ ГЛАВНЫХ И ВТОРОСТЕПЕННЫХ ПЕРСОНАЖЕЙ В ПОВЕСТИ
2.2 Женские образы в повести
2.3 Второстепенные персонажи
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА
ВВЕДЕНИЕ
В конце 1860-х годов и первой половине 1870-х Тургенев написал ряд повестей, относившихся к категории воспоминаний о далеком прошлом («Бригадир», «История лейтенанта Ергунова», «Несчастная», «Странная история», «Степной король Лир», «Стук, стук, стук», «Вешние воды», «Пунин и Бабурин», «Стучит» и др.). Из них повесть «Вешние воды», герой которых представляет собою еще одно интересное добавление к тургеневской галерее безвольных людей, стала наиболее значимым произведением этого периода.
Повесть появилась в «Вестнике Европы» в 1872 году и была близка по содержанию к повестям «Ася» и «Первая любовь, написанным ранее: тот же слабовольный, рефлектирующий герой, напоминающий «лишних людей» (Санин), та же тургеневская девушка (Джемма), переживающая драму неудачной любви. Тургенев признавался в том, что содержание повести в молодости он «пережил и перечувствовал лично». Но в отличие от их трагических концовок «Вешние воды» завершаются сюжетно менее драматично. Глубокий и волнующий лиризм проникает повесть.
В этом произведении Тургеневым были созданы образы уходящей дворянской культуры и новых героев эпохи – разночинцев и демократов, образы самоотверженных русских женщин. И хотя персонажи повести являются типичными тургеневскими героями, в них все же прослеживаются интересные психологические черты, воссозданные автором с невероятным мастерством, позволяющим читателю проникнуть в глубину разнообразных человеческих чувств, самому пережить их или вспомнить. А потому, рассматривать образную систему небольшой по объему повести с небольшим набором персонажей нужно очень тщательно, опираясь на текст, не упуская ни одной детали.
Следовательно, цель нашей курсовой работы состоит в том, чтобы детально изучить текст повести для характеристики ее образной системы.
Объектом изучения являются, таким образом, главные и второстепенные персонажи «Вешних вод».
Цель, объект и предмет определяют следующие задачи исследования в нашей курсовой работе:
Рассмотреть идейно-тематическое содержание повести;
Выявить основные сюжетно-образные линии;
Рассмотреть образы главных и второстепенных персонажей повести, опираясь на текстовые характеристики;
Сделать вывод о художественном мастерстве Тургенева в изображении героев «Вешних вод».
Теоретическая значимость данной работы определяется тем, что в критике повесть «Внешние воды» в основном рассматривается с позиций проблемно-тематического анализа, а из всей образной системы анализируется линия Санин – Джемма – Полозова, в нашей же работе нами предпринята попытка целостного образного анализа произведения.
Практическая значимость нашей работы заключается в том, что материал, представленный в ней, может быть использован при изучении творчества Тургенева в целом, а также для подготовки спецкурсов и факультативных курсов, например «Повести И.С. Тургенева о любви («Вешние воды», «Ася», «Первая любовь» и др.) или «Повести русских писателей второй половины XIX века», и при изучении общего вузовского курса «История русской литературы XIX века».
ГЛАВА 1. ИДЕЙНО-ТЕМАТИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПОВЕСТИ
И.С. ТУРГЕНЕВА «ВЕШНИЕ ВОДЫ»
Образная система произведения напрямую зависит от его идейно-тематической наполненности: автор создает и разрабатывает персонажей для того, чтобы донести до читателя какую-то идею, чтобы сделать ее «живой», «настоящей», «близкой» читателю. Чем удачнее созданы образы героев, тем легче читающему воспринимать мысли автора.
Поэтому, прежде чем приступить непосредственно к анализу образов героев, нам необходимо кратко рассмотреть содержание повести, в особенности, почему автором были выбраны именно эти, а не другие персонажи.
Идейно-художественный замысел этого произведения определил своеобразие положенных в его основу конфликт и особую систему, особое взаимоотношение характеров.
Конфликт, на котором строится повесть,– столкновение молодого человека, не совсем заурядного, неглупого, несомненно культурного, но нерешительного, слабохарактерного, и молодой девушки, глубокой, сильной духом, целостной и волевой .
Центральная часть сюжета – зарождение, развитие и трагический финал любви. К этой стороне повести и направлено основное внимание Тургенева, как писателя-психолога, в раскрытии этих интимных переживаний и проявляется по преимуществу его художественное мастерство.
В повести присутствует и привязка к конкретному историческому отрывку времени. Так, встреча Санина с Джеммой относится автором к 1840 году. Кроме того, в «Вешних водах» есть ряд бытовых деталей, характерных для первой половины XIX века (Санин собирается ехать из Германии в Россию в дилижансе, почтовой карете и т. п.).
Если обратиться к образной системе, то следует сразу отметить, что наряду с основной сюжетной линией – любви Санина и Джеммы, – даются дополнительные сюжетные линии такого же личного порядка, но по принципу контраста с сюжетом основным: драматический конец истории любви Джеммы к Санину становится яснее от сопоставления с побочными эпизодами, касающимися истории Санина и Полозовой.
Основная сюжетная линия в повести раскрывается в обычном для подобных произведений Тургенева драматическом плане: вначале даётся краткая экспозиция, рисующая среду, в которой должны действовать герои, дальше идёт завязка (читатель узнаёт о любви героя и героини), затем действие развивается, встречая иногда на пути препятствия, наконец наступает момент наивысшего напряжения действия (объяснение героев), за которым следует катастрофа, а за ней эпилог .
Основное повествование разворачивается как воспоминания 52-летнего дворянина и помещика Санина о событиях 30-летней давности, случившихся в его жизни, когда он путешествовал по Германии. Однажды, будучи проездом во Франкфурте, Санин зашёл в кондитерскую, где помог молодой дочери хозяйки с упавшим в обморок младшим братом. Семья прониклась к Санину симпатией и неожиданно для себя несколько дней он провёл с ними. Когда он был на прогулке с Джеммой и её женихом, один из молодых немецких офицеров, сидевших за соседним столиком в трактире, позволил себе грубо себя повести и Санин вызвал его на дуэль. Дуэль закончилась благополучно для обоих участников. Однако, это происшествие сильно встряхнуло размеренную жизнь девушки. Она отказала жениху, который не смог защитить её достоинство. Санин же внезапно понял, что полюбил её. Любовь, охватившая их, привела Санина к мысли о женитьбе. Даже мать Джеммы, пришедшая вначале в ужас из-за разрыва Джеммы с женихом, постепенно успокоилась и стала строить планы на их дальнейшую жизнь. Чтобы продать своё имение и получить деньги на совместную жизнь, Санин поехал в Вайсбаден к богатой жене своего пансионного товарища Полозова, которого он случайно встречает во Франкфурте. Однако, богатая и молодая русская красавица Марья Николаевна по своей прихоти завлекла Санина и сделала его одним из своих любовников. Не в силах противиться сильной натуре Марье Николаевны Санин едет за ней в Париж, но вскоре оказывается ненужным и со стыдом возвращается в Россию, где жизнь его вяло проходит в светской суете. Лишь через 30 лет он случайно находит чудом сохранившийся засохший цветок, ставший причиной той дуэли и подаренный ему Джеммой. Он мчится во Франкфурт, где выясняет, что Джемма через два года после тех событий вышла замуж и счастливо живёт в Нью-Йорке с мужем и пятью детьми. Её дочь на фотографии выглядит как та молодая итальянская девушка, её мать, которой Санин когда-то предложил руку и сердце.
Как мы видим, количество персонажей в повести относительно небольшое, поэтому мы может их перечислить (по мере появления в тексте)
· Дмитрий Павлович Санин – русский помещик
· Джемма – дочь хозяйки кондитерской
· Эмиль – сын хозяйки кондитерской
· Панталеоне – старый слуга
· Луиза – служанка
· Леонора Розелли – хозяйка кондитерской
· Карл Клюбер – жених Джеммы
· барон Дёнгоф – немецкий офицер, позже – генерал
· фон Рихтер – секундант барона Дёнгофа
· Ипполит Сидорович Полозов – товарищ Санина по пансиону
· Марья Николаевна Полозова – жена Полозова
Естественно, что героев можно разделить на главных и второстепенных. Образы и тех и других будут рассмотрены нами во второй главе нашей работы.
ГЛАВА 2. ОБРАЗЫ ГЛАВНЫХ И ВТОРОСТЕПЕННЫХ
ПЕРСОНАЖЕЙ В ПОВЕСТИ
2.1 Санин – главный герой «Вешних вод»
Вначале, еще раз отметим, что и конфликт в повести, и подбор характерных эпизодов, и соотношение персонажей – всё подчиняется одной основной задаче Тургенева: анализу психологии дворянской интеллигенции в области личной, интимной жизни . Читатель видит, как знакомятся, любят друг друга и потом расходятся главные герои, какое участие принимают в истории их любви другие персонажи.
Главный герой повести – Дмитрий Павлович Санин, в начале повести мы видим его уже 52-летним, вспоминающими свою молодость, свою любовь к девушке Джеме и свое несложившееся счастье.
Мы сразу очень многое узнаем о нем, автор рассказывает нам все без утайки: «Санину минул 22-й год, и он находился во Франкфурте, на возвратном пути из Италии в Россию. Человек он был с небольшим состоянием, но независимый, почти бессемейный. У него, по смерти отдаленного родственника, оказалось несколько тысяч рублей – и он решился прожить их за границею, перед поступлением на службу, перед окончательным возложением на себя того казенного хомута, без которого обеспеченное существование стало для него немыслимым». В первой части повести Тургенев показывает то лучшее, что было в характере Санина и что пленило в нём Джемму. В двух эпизодах (Санин помогает брату Джеммы, Эмилю, впавшему в глубокий обморок, а потом, защищая честь Джеммы, дерётся на дуэли с немецким офицером Дёнгофом) выясняются такие черты Санина, как благородство, прямота, смелость. Описывается автором внешность главного героя: «Во-первых, он был очень и очень недурен собою. Статный, стройный рост, приятные, немного расплывчатые черты, ласковые голубоватые глазки, золотистые волосы, белизна и румянец кожи – а главное: то простодушно веселое, доверчивое, откровенное, на первых порах несколько глуповатое выражение, по которому в прежние времена тотчас можно было признать детей степенных дворянских семей, «отецких» сыновей, хороших баричей, родившихся и утучненных в наших привольных полустепных краях; походочка с запинкой, голос с пришепеткой, улыбка, как у ребенка, чуть только взглянешь на него... наконец, свежесть, здоровье – и мягкость, мягкость, мягкость, – вот вам весь Санин. А во-вторых, он и глуп не был и понабрался кое-чего. Свежим он остался, несмотря на заграничную поездку: тревожные чувства, обуревавшие лучшую часть тогдашней молодежи, были ему мало известны» .Особого внимания заслуживают своеобразные художественные средства, какими пользуется Тургенев для передачи интимных душевных переживаний. Обычно это – не характеристика автора, не высказывания героев о самих себе – по преимуществу это внешние проявления их мыслей и чувств: выражение лица, голос, поза, движения, манера пения, исполнение любимых музыкальных произведений, чтение любимых стихов. Например, сцена перед дуэлью Санина с офицером: «Раз только на него нашло раздумье: он наткнулся на молодую липу, сломанную, по всем вероятиям, вчерашним шквалом. Она положительно умирала... все листья на ней умирали. "Что это? предзнаменование?" – мелькнуло у него в голове; но он тотчас же засвистал, перескочил через ту самую липу, зашагал по дорожке» . Здесь душевное состояние героя передано посредством пейзажа.
Естественно, герой повести не уникален в ряду других тургеневских персонажей подобного типа. Можно сопоставить «Вешние воды» например с романом «Дым», где исследователи отмечают близость сюжетных линий и образов: Ирины – Литвинова – Татьяны и Полозовой – Санина – Джеммы. Действительно, Тургенев в повести как будто изменил романный финал: Санин не находил в себе силы отказаться от роли раба, как было в случае с Литвиновым, и следовал всюду за Марьей Николаевной. Это изменение финала не было случайным и произвольным, а как раз определялось логикой жанра. Также жанр актуализировал преобладающие доминанты в развитии характеров героев. Санину, собственно как и Литвинову, даётся возможность «выстроить» себя: и он, внешне безвольный и бесхарактерный, удивляясь сам себе, вдруг начинает совершать поступки, жертвует собой ради другого – при встрече с Джеммой. Но повесть не довлеет этой донкихотской черте, в романе же она доминирует, как в случае с Литвиновым. В «бесхарактерном» Литвинове актуализируется как раз характер и внутренняя сила, реализующаяся в том числе в идее социального служения. А Санин оказывается полон сомнений и презрения к себе, он, подобно Гамлету, «человек чувственный и сластолюбивый» – именно страстность гамлетовская и побеждает в нём. Он также сокрушён общим течением жизни, не в силах противостоять ему. Жизненное откровение Санина созвучно размышлениям героев многих повестей писателя. Суть его заключается в том, что счастье любви столь же трагически мгновенно, как и человеческая жизнь, однако она и есть единственный смысл и содержание этой жизни. Таким образом, герои романа и повести, изначально обнаруживающие единые свойства характера, в разных жанрах реализуют различные доминантные начала – либо донкихотское, либо гамлетовское. Амбивалентность качеств дополняется доминированием одного из них.
Иван Сергеевич Тургенев
Вешние воды
Веселые годы,
Счастливые дни –
Как вешние воды
Промчались они!
Из старинного романса
Часу во втором ночи он вернулся в свой кабинет. Он выслал слугу, зажегшего свечки, и, бросившись в кресло около камина, закрыл лицо обеими руками. Никогда еще он не чувствовал такой усталости – телесной и душевной. Целый вечер он провел с приятными дамами, с образованными мужчинами; некоторые из дам были красивы, почти все мужчины отличались умом и талантами – сам он беседовал весьма успешно и даже блистательно… и, со всем тем, никогда еще то «taedium vitae», о котором говорили уже римляне, то «отвращение к жизни» – с такой неотразимой силой не овладевало им, не душило его. Будь он несколько помоложе – он заплакал бы от тоски, от скуки, от раздражения: горечь едкая и жгучая, как горечь полыни, наполняла всю его душу. Что-то неотвязчиво-постылое, противно-тяжкое со всех сторон обступило его, как осенняя, томная ночь; и он не знал, как отделаться от этой темноты, от этой горечи. На сон нечего было рассчитывать: он знал, что он не заснет.
Он принялся размышлять… медленно, вяло и злобно.
Он размышлял о суете, ненужности, о пошлой фальши всего человеческого. Все возрасты постепенно проходили перед его мысленным взором (ему самому недавно минул 52-й год) – и ни один не находил пощады перед ним. Везде все то же вечное переливание из пустого в порожнее, то же толчение воды, то же наполовину добросовестное, наполовину сознательное самообольщение, – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, а там вдруг, уж точно как снег на голову, нагрянет старость – и вместе с нею тот постоянно возрастающий, все разъедающий и подтачивающий страх смерти… и бух в бездну! Хорошо еще, если так разыграется жизнь! А то, пожалуй, перед концом пойдут, как ржа по железу, немощи, страдания… Не бурными волнами покрытым, как описывают поэты, представлялось ему жизненное море – нет; он воображал себе это море невозмутимо гладким, неподвижным и прозрачным до самого темного дна; сам он сидит в маленькой, валкой лодке – а там, на этом темном, илистом дне, наподобие громадных рыб, едва виднеются безобразные чудища: все житейские недуга, болезни, горести, безумие, бедность, слепота… Он смотрит – и вот одно из чудищ выделяется из мрака, поднимается выше и выше, становится все явственнее, все отвратительно явственнее. Еще минута – и перевернется подпертая им лодка! Но вот оно опять как будто тускнеет, оно удаляется, опускается на дно – и лежит оно там, чуть-чуть шевеля плесом… Но день урочный придет – и перевернет оно лодку.
Он тряхнул головою, вскочил с кресла, раза два прошелся по комнате, присел к письменному столу и, выдвигая один ящик за другим, стал рыться в своих бумагах, в старых, большею частью женских, письмах. Он сам не знал, для чего он это делал, он ничего не искал – он просто хотел каким-нибудь внешним занятием отделаться от мыслей, его томивших. Развернув наудачу несколько писем (в одном из них оказался засохший цветок, перевязанный полинявшей ленточкой), – он только плечами пожал и, глянув на камин, отбросил их в сторону, вероятно, сбираясь сжечь весь этот ненужный хлам. Торопливо засовывая руки то в один, то в другой ящик, он вдруг широко раскрыл глаза и, медленно вытащив наружу небольшую осьмиугольную коробку старинного покроя, медленно приподнял ее крышку. В коробке, под двойным слоем пожелтевшей хлопчатой бумаги, находился маленький гранатовый крестик.
Несколько мгновений с недоумением рассматривал он этот крестик – и вдруг слабо вскрикнул… Не то сожаление, не то радость изобразили его черты. Подобное выражение являет лицо человека, когда ему приходится внезапно встретиться с другим человеком, которого он давно потерял из виду, которого нежно любил когда-то и который неожиданно возникает теперь перед его взором, все тот же – и весь измененный годами. Он встал и, возвратясь к камину, сел опять в кресло – и опять закрыл руками лицо… «Почему сегодня? именно сегодня?» – думалось ему, и вспомнил он многое, давно прошедшее…
Вот что вспомнил он…
Но нужно сперва сказать его имя, отчество и фамилию. Его звали Саниным, Дмитрием Павловичем.
Вот что он вспомнил:
Дело было летом 1840 года. Санину минул 22-й год, и он находился во Франкфурте, на возвратном пути из Италии в Россию. Человек он был с небольшим состоянием, но независимый, почти бессемейный. У него, по смерти отдаленного родственника, оказалось несколько тысяч рублей – и он решился прожить их за границею, перед поступлением на службу, перед окончательным возложением на себя того казенного хомута, без которого обеспеченное существование стало для него немыслимым. Санин в точности исполнил свое намерение и так искусно распорядился, что в день прибытия во Франкфурт у него оказалось ровно столько денег, сколько нужно было для того, чтобы добраться до Петербурга. В 1840 году железных дорог существовала самая малость; господа туристы разъезжали в дилижансах. Санин взял место в «бейваген»; но дилижанс отходил только в 11-м часу вечера. Времени оставалось много. К счастью, погода стояла прекрасная и Санин, пообедав в знаменитой тогдашней гостинице «Белого лебедя», отправился бродить по городу. Зашел посмотреть Даннекерову Ариадну, которая ему понравилась мало, посетил дом Гете, из сочинений которого он, впрочем, прочел одного «Вертера» – и то во французском переводе; погулял по берегу Майна, поскучал, как следует добропорядочному путешественнику; наконец, в шестом часу вечера, усталый, с запыленными ногами, очутился в одной из самых незначительных улиц Франкфурта. Эту улицу он долго потом забыть не мог. На одном из немногочисленных ее домов он увидел вывеску: «Итальянская кондитерская Джиованни Розелли» заявляла о себе прохожим. Санин зашел в нее, чтобы выпить стакан лимонаду; но в первой комнате, где, за скромным прилавком, на полках крашеного шкафа, напоминая аптеку, стояло несколько бутылок с золотыми ярлыками и столько же стеклянных банок с сухарями, шоколадными лепешками и леденцами, – в этой комнате не было ни души; только серый кот жмурился и мурлыкал, перебирая лапками, на высоком плетеном стуле возле окна, и, ярко рдея в косом луче вечернего солнца, большой клубок красной шерсти лежал на полу рядом с опрокинутой корзинкой из резного дерева. Смутный шум слышался в соседней комнате. Санин постоял и, дав колокольчику на дверях прозвенеть до конца, произнес, возвысив голос: «Никого здесь нет?» В то же мгновение дверь из соседней комнаты растворилась – и Санину поневоле пришлось изумиться.
Он вернулся домой во втором часу ночи уставший и полный отвращения к жизни. Ему шёл 52-ой год, и свою жизнь он воспринимал невозмутимым, гладким морем, в глубине которого таились чудовища: «все житейские недуги, болезни, горести, безумие, бедность, слепота». Каждую минуту он ждал, что одно из них перевернёт его утлую лодочку. Жизнь этого богатого, но очень одинокого человека была пуста, никчёмна и отвратительна. Чтобы отвлечься от этих мыслей, он начал перебирать старые бумаги, пожелтевшие любовные письма и нашёл среди них небольшую восьмиугольную коробочку, в которой хранился маленький гранатовый крестик. Он напомнил Дмитрию Павловичу Санину о былом.
Летом 1840-го года, когда Санину исполнилось 22, он путешествовал по Европе, проматывая небольшое наследство от дальнего родственника. Возвращаясь домой, он остановился во Франкфурте. Дилижанс в Берлин отходил поздно, и Санин решил прогуляться по городу. Очутившись на небольшой улице, Дмитрий зашёл в «Итальянскую кондитерскую Джиованни Розелли», чтобы выпить стакан лимонада. Не успел он войти в зал, как из соседней комнаты выбежала девушка и начала умолять Санина о помощи. Оказалось, что младший брат девушки, мальчик лет четырнадцати по имени Эмиль, потерял сознание. Дома был только старый слуга Панталеоне, и девушка была в панике.
Санин растёр мальчика щётками, и тот, к радости сестры, пришёл в себя. Спасая Эмиля, Дмитрий разглядывал девушку, удивляясь её изумительной классической красоте. В это время в комнату вошла дама, сопровождаемая доктором, за которым посылали служанку. Дама была матерью Эмилио и девушки. Она так обрадовалась спасению сына, что пригласила Санина на ужин.
Вечером Дмитрия встретили, как героя и спасителя. Он узнал, что мать семейства зовут Леонора Розелли. Двадцать лет назад она с мужем, Джиованни Баттистой Розелли покинула Италию, чтобы открыть во Франкфурте кондитерскую. Красавицу звали Джеммой. А их верный слуга Панталеоне, забавный маленький старичок, в прошлом был оперным тенором. Ещё одним полноправным членом семейства был пудель Тарталья. К своему разочарованию, Санин узнал, что Джемма была помолвлена с господином Карлом Клюбером, заведующим отдела одного из крупных магазинов.
Санин засиделся у них допоздна и опоздал на дилижанс. Денег у него осталось мало, и он попросил в долг у своего берлинского приятеля. Дожидаясь ответного письма, Дмитрий был вынужден остаться в городе на несколько дней. Утром Санина посетил Эмиль в сопровождении Карла Клюбера. Этот видный и рослый молодой человек, безукоризненный, благообразный и приятный во всех отношениях, поблагодарил Дмитрия от лица своей невесты, пригласил его на увеселительную прогулку в Соден и удалился. Эмиль попросил позволения остаться и вскоре подружился с Саниным.
Весь день Дмитрий провёл у Розелли, любуясь красотой Джеммы, и даже успел поработать продавцом в кондитерской лавке. Санин отправился в гостиницу поздно вечером, унося с собой «образ молодой девушки, то смеющейся, то задумчивой, то спокойной и даже равнодушной, - но постоянно привлекательной».
Следует сказать и несколько слов о Санине. Это был статный и стройный молодой человек с немного расплывчатыми чертами лица, голубыми глазами и золотистыми волосами, отпрыск степенного дворянского семейства. В Дмитрии сочетались свежесть, здоровье и бесконечно мягкий характер.
Утром состоялась прогулка в Соден - небольшой живописный городок в получасе езды от Франкфурта, организованная герром Клюбером с истинно немецкой педантичностью. Обедали в лучшем трактире Содена. Джемме наскучила прогулка. Чтобы развеяться, она захотела пообедать не в уединённой беседке, которую уже успел заказать её педантичный жених, а на общей террасе. За соседним столиком обедала компания офицеров майнцского гарнизона. Один из них, будучи в сильном подпитии, подошёл к Джемме, «хлопнул стакан» за её здоровье и нахально схватил розу, лежащую возле её тарелки.
Этот поступок оскорбил девушку. Вместо того, чтобы заступиться за невесту, герр Клюбер поспешно расплатился и, громко возмущаясь, увёл её в гостиницу. Санин же подошёл к офицеру, назвал его нахалом, отобрал розу и напросился на дуэль. Эмиля восхитил поступок Дмитрия, а Клюбер притворился, что ничего не заметил. Всю обратную дорогу Джемма слушала самоуверенные разглагольствования жениха и под конец начала его стыдиться.
На следующее утро Санина посетил секундант барона фон Донгофа. У Дмитрия не было знакомых во Франкфурте, и ему пришлось пригласить в секунданты Панталеоне. Тот взялся за свои обязанности с необычайным рвением и уничтожил на корню все попытки примириться. Было решено стреляться из пистолетов с двадцати шагов.
Весь оставшийся день Санин провёл у Джеммы. Поздно вечером, когда Дмитрий покидал кондитерскую, Джемма подозвала его к окну и подарила ту самую, уже увядшую, розу. Она неловко наклонилась и оперлась на плечи Санина. В этот момент по улице пронёсся горячий вихрь, «как стая громадных птиц», и молодой человек понял, что влюблён.
Дуэль состоялась в десять часов утра. Барон фон Донгоф преднамеренно выстрелил в сторону, признавая свою вину. Дуэлянты пожали друг другу руки и разошлись, а Санину долгое время было стыдно - очень уж по-детски всё получилось. В гостинице выяснилось, что Панталеоне разболтал о дуэли Джемме.
Днём Санина навестила фрау Леоне. Джемма хотела разорвать помолвку, хотя семья Розелли была практически разорена, и спасти её мог только этот брак. Фрау Леоне попросила Дмитрия повлиять на Джемму и уговорить её не отказывать жениху. Санин согласился, и даже попытался поговорить с девушкой, но уговоры дали обратный результат - Дмитрий окончательно влюбился и понял, что Джемма тоже его любит. После тайного свидания в городском саду и взаимных признаний ему ничего не оставалось, как сделать ей предложение.
Фрау Леоне встретила эту новость слезами, но расспросив новоявленного жениха о его материальном положении, успокоилась и смирилась. Санин владел небольшим поместьем в Тульской губернии, которое ему следовало срочно продать, чтобы вложить средства в кондитерскую. Дмитрий уже хотел ехать в Россию, как вдруг встретил на улице своего бывшего одноклассника. Этот жирный субъект по имени Ипполит Сидорыч Полозов был женат на очень красивой и богатой женщине из купеческого сословья. Санин обратился к нему с просьбой купить поместье. Полозов ответил, что все денежные вопросы решает его жена, и предложил отвезти Санина к ней.
Попрощавшись с невестой, Дмитрий отправился в Висбаден, где госпожа Полозова лечилась водами. Марья Николаевна действительно оказалась красавицей с тяжёлыми русыми волосами и несколько вульгарными чертами лица. Она немедленно начала обхаживать Санина. Оказалось, что полозов был «удобным мужем», который не лез в дела жены и давал ей полную свободу. Детей у них не было, а все интересы Полозова сходились на вкусной, обильной еде и роскошной жизни.
Супруги заключили пари. Ипполит Сидорыч был уверен, что на сей раз супруга своего не добьётся - уж очень сильно Санин был влюблён. К сожалению, Полозов проиграл, хотя его жене и пришлось потрудиться. Во время многочисленных обедов, прогулок и посещений театра, которые устраивала для Санина госпожа Полозова, он встретил фон Донгофа, предыущего любовника хозяйки. Дмитрий изменил своей невесте через три дня после приезда в Висбаден на конной прогулке, которую устроила Марья Николаевна.
У Санина хватило совести признаться Джемме в измене. После этого он полностью покорился Полозовой, стал её рабом и следовал за ней, пока она не выпила его досуха и выкинула как старое тряпьё. На память о Джемме у Санина остался только крестик. Он до сих пор не понимал, зачем покинул девушку, «столь нежно и страстно им любимую, для женщины, которую он и не любил вовсе».
После вечера воспоминаний Санин собрался и посреди зимы отправился во Франкфурт. Он хотел найти Джемму и попросить прощения, но не нашёл даже улицы, на которой тридцать лет назад стояла кондитерская. Во франкфуртской адресной книге он наткнулся на имя майора фон Донгофа. Тот сообщил Санину, что Джемма вышла замуж и дал её адрес в Нью-Йорке. Дмитрий послал её письмо и получил ответ. Джемма писала, что очень счастлива в браке и благодарна Санину за то, что он расстроил её первую помолвку. Она родила пятерых детей. Панталеоне и фрау Леоне умерли, а Эмилио погиб, сражаясь за Гарибальди. В письме была фотография дочери Джеммы, которая была очень похожа на мать. Девушка была помолвлена. Санин отправил ей в подарок «гранатовый крестик, обделанный в великолепное жемчужное колье», а потом и сам засобирался в Америку.
Вы прочитали краткое содержание повести Вешние воды. Рекомендуем вам также посетить раздел Краткие содержания , где вы сможете ознакомиться с другими изложениями популярных писателей.
5 мая 2016Произведения о любви актуальны всегда. Особенно те, которые созданы выдающимися мастерами слова. К их числу, безусловно, относится И.С. Тургенев. "Вешние воды", краткое содержание и анализ которых вы найдете в статье, - повесть, и по сей день волнующая читателей.
Для Дмитрия Санина, 52-летнего мужчины, маленький гранатовый крестик значил очень много. Он служил ярким напоминанием о былом, а также о том, чего никогда у него не было.
Около 30 лет назад, когда Дмитрий был молодым человеком, он путешествовал по Европе, тратя наследство, внезапно ему доставшееся. Франкфурт, немецкий город, стал последним местом, где он побывал перед возвращением на родину. Прогуливаясь по улицам этого города, Санин забрел в кондитерскую. Он хотел выпить здесь лимонада. Однако Дмитрий вдруг стал спасителем для ребенка, у которого внезапно случился обморок. Главный герой с первого взгляда влюбился в девушку, которая приходилась сестрой этому мальчику. Именно ради нее он решил остаться в городе. Санин познакомился с семьей мальчика, члены которой были ему очень благодарны.
Вскоре выяснилось, что у этой девушки имеется жених, и Дмитрия как друга семьи и спасителя познакомили с ним. Оказалось, что это купец, замужество с которым должно спасти Дженну (так звали возлюбленную Санина) и ее семью от финансового краха.
Ссора с офицером
Главный герой отправился на прогулку вместе с Дженной, ее братом и женихом. После нее они зашли в какое-то заведение, чтобы перекусить. Здесь находились офицеры, они выпивали. Один из них забрал у Дженны розу, тем самым оскорбив ее. Жених девушки увел ее от неприятного соседства, тогда как Дмитрий подошел к обидчику Дженны и обвинил того в хамстве. Выслушав его, офицер спросил Санина о том, кем он приходится этой девушке. Главный герой ответил, что никем, после чего оставил свою визитку обидчику.
Видео по теме
Несостоявшаяся дуэль
На другое утро в гостиницу к Санину явился секундант этого офицера. Дмитрий договорился с ним о дуэли. Санин, решив стреляться, задумался о том, как внезапно закрутилась его жизнь. Еще совсем недавно он беззаботно путешествовал по Европе, а сейчас он может умереть в один миг. Не то чтобы главный герой боялся смерти, скорее, он не хотел терять свою жизнь вот так, влюбившись. В ночь, предшествующую дуэли, Дмитрий еще раз увидел Дженну, и чувства к ней еще сильнее разгорелись в нем.
Вот подошло время дуэли. Во время нее соперники решили, что сегодня никто не должен лишиться жизни. Они разошлись мирно, пожав руки друг другу. Санин, возвратившись в гостиницу, встретился с матерью своей возлюбленной. Та рассказала ему, что Дженна передумала выходить замуж за купца. Мать попросила Дмитрия поговорить с ее дочерью и убедить ее изменить решение. Главный герой пообещал это сделать.
Признание в любви
Разговаривая со своей возлюбленной, Дмитрий сказал ей, что ее мать очень переживает, однако он попросил девушку еще некоторое время не менять своего решения. После этой встречи Дмитрий Санин решил признаться возлюбленной в своих чувствах. Он сел за стол, чтобы написать ей письмо. В письме Дмитрий Санин объяснился девушке в любви. Он передал его через брата Дженны, который вскоре принес ответ: она просит Санина не приходить к ней завтра. Через некоторое время девушка решила назначить главному герою свидание в саду рано утром.
Санин прибыл на место в назначенное время. Он очень хотел узнать, как Дженна отнеслась к его признанию. Девушка сказала, что решила отказать своему жениху. Дмитрий был очень счастлив. Он хотел жениться на Дженне, однако для этого требовалось вернуться в Россию, чтобы продать имение. Это не быстрое и не простое дело, а Дмитрию Санину очень не хотелось расставаться с любимой. Да и девушка не желала оставаться в одиночестве долгое время.
Вопрос о продаже имения
Обстоятельства складывались благоприятно для влюбленных. Дмитрий встретил во Франкфурте одного давнего приятеля, с которым вместе учился. Выяснилось, что тот выгодно женился на красивой и богатой женщине. Дмитрий предложил ему выкупить его имение. Товарищ его ответил, что лучше всего с этим вопросом обратиться к его супруге, к которой они и отправились вместе.
Знакомство с женой друга
Знакомство с женой друга в подробностях описывает Тургенев ("Вешние воды"). Краткое содержание по частям предполагает рассказ и об этой женщине. Ведь она играет не последнюю роль в произведении.
Жена друга оказалась не просто красивой женщиной, но еще и очень умной. Предложение Санина ее заинтересовало, как и сам главный герой. Для того чтобы все обдумать, она назначила срок в 2 дня. Дмитрий очень обрадовался, что появилась возможность решить все так быстро. Вместе с тем главный герой был несколько удивлен повышенным вниманием к его личности со стороны хозяйки. Кроме того, он опасался, что проявленная им неучтивость может стать причиной того, что сделка сорвется.
Главный герой проводит весь первый день в обществе супруги своего друга. Вечером женщина приглашает Дмитрия в театр. Они много беседуют во время представления, и она рассказывает главному герою, что брак с его товарищем - это просто прикрытие. Женщина считает себя полностью свободной и может позволить себе все, что захочет. Ее супруга вполне устраивает такое положение, поскольку он доволен своей богатой и сытой жизнью.
Роковая связь (краткое содержание)
Тургенева ("Вешние воды"), безусловно, интересовало, сможет ли главный герой не поддаться соблазну. К сожалению, он не выдержал испытания.
На другой день женщина зовет Санина на конную прогулку. Дмитрия терзают сомнения, где-то глубоко внутри он подозревает, что все это неспроста, однако не в силах остановить все это. На прогулке Дмитрий остается наедине с супругой своего товарища. Нужно заметить, что предыдущий день, который они провели вдвоем, несколько помутнил рассудок главного героя. Он уже начал забывать, для чего приехал. Коварная женщина тем временем пытается его соблазнить, что в итоге ей удается. Санин забывает свою возлюбленную и уезжает с женой своего товарища в Париж.
А счастье было так близко...
Ни к чему хорошему, однако, не привел этот роман с богатой и властной женщиной. Мы не будем описывать его краткое содержание. Тургенева ("Вешние воды") занимали не подробности этой связи, а то, как она повлияла на дальнейшую судьбу главного героя. Дмитрию Санину было очень неловко вернуться к Дженне. И вот теперь, наживший состояние и умудренный опытом, главный герой вновь оказывается во Франкфурте. Он замечает, что город успел измениться за эти годы. Знакомой кондитерской уже не оказывается на старом месте. Санин решает возобновить старые связи. С этой целью он обращается за помощью к офицеру, которому когда-то назначил дуэль.
Судьба Дженны
Офицер сообщает ему о том, что Дженна замужем. Рассказом о судьбе героини продолжается краткое содержание. Тургенева ("Вешние воды") интересовала судьба не только Дмитрия, но и Дженны. Она уехала со своим супругом в Америку. Офицер даже помог главному герою раздобыть адрес его бывшей возлюбленной. И вот, спустя много лет, Дмитрий пишет Дженне длинное письмо, не надеясь получить ее прощение. Он просто хочет выяснить, как она живет. Ожидание ответа очень мучительно, поскольку главный герой не знает, ответит ли ему Дженна вообще. Этот психологический момент особо отмечает Тургенев ("Вешние воды").
Краткое содержание по главам продолжается тем, что через некоторое время Дмитрий Санин получает письмо от своей бывшей возлюбленной. Она сообщает ему, что счастлива с мужем, что у нее есть дети. Женщина прикладывает к письму фото своей дочери, напоминающей молодую Дженну, ту, которую так любил Дмитрий и которую так глупо оставил. Этими событиями завершает Тургенев "Вешние воды". Краткое содержание повести, конечно, дает лишь общее представление о ней. Предлагаем ознакомиться также с анализом произведения. Это поможет прояснить некоторые моменты, лучше понять повесть, которую создал Тургенев ("Вешние воды").
Анализ произведения
Интересующее нас произведение отличается специфической манерой изложения. Автор рассказал историю так, что перед читателем предстает повесть-воспоминание. Следует отметить, что в позднем творчестве Ивана Сергеевича преобладает следующий тип героя: зрелых лет мужчина с полной одиночества жизнью.
К такому типу относится и Дмитрий Павлович Санин, главный герой интересующего нас произведения (выше представлено его краткое содержание). Тургенева ("Вешние воды") всегда интересовал внутренний мир человека. И в этот раз основной целью автора было изобразить драму главного героя. Произведение характеризуется интересом к развитию характера, которое происходит не только под влиянием окружающей среды, но также и в результате нравственных исканий самого героя. Лишь изучив все это в совокупности, мы можем понять многозначность образов, созданных автором.
Вот такое интересное произведение создал Тургенев - "Вешние воды". Краткое содержание (брифли), как вы понимаете, не передает его художественной ценности. Мы лишь описали сюжет, провели поверхностный анализ. Надеемся, что вам захотелось поближе познакомиться с этой повестью.
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Иван Сергеевич Тургенев
Вешние воды
Веселые годы,
Счастливые дни -
Как вешние воды
Промчались они!
Из старинного романса
…Часу во втором ночи он вернулся в свой кабинет. Он выслал слугу, зажегшего свечки, и, бросившись в кресло около камина, закрыл лицо обеими руками.
Никогда еще он не чувствовал такой усталости – телесной и душевной. Целый вечер он провел с приятными дамами, с образованными мужчинами; некоторые из дам были красивы, почти все мужчины отличались умом и талантами – сам он беседовал весьма успешно и даже блистательно… и, со всем тем, никогда еще то «taedium vitae», о котором говорили уже римляне, то «отвращение к жизни» – с такой неотразимой силой не овладевало им, не душило его. Будь он несколько помоложе – он заплакал бы от тоски, от скуки, от раздражения: горечь едкая и жгучая, как горечь полыни, наполняла всю его душу. Что-то неотвязчиво-постылое, противно-тяжкое со всех сторон обступило его, как осенняя, темная ночь; и он не знал, как отделаться от этой темноты, от этой горечи. На сон нечего было рассчитывать: он знал, что он не заснет.
Он принялся размышлять… медленно, вяло и злобно.
Он размышлял о суете, ненужности, о пошлой фальши всего человеческого. Все возрасты постепенно проходили перед его мысленным взором (ему самому недавно минул 52-й год) – и ни один не находил пощады перед ним. Везде все то же вечное переливание из пустого в порожнее, то же толчение воды, то же наполовину добросовестное, наполовину сознательное самообольщение, – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало, – а там вдруг, уж точно как снег на голову, нагрянет старость – и вместе с нею тот постоянно возрастающий, все разъедающий и подтачивающий страх смерти… и бух в бездну! Хорошо еще, если так разыграется жизнь! А то, пожалуй, перед концом пойдут, как ржа по железу, немощи, страдания… Не бурными волнами покрытым, как описывают поэты, представлялось ему жизненное море; нет; он воображал себе это море невозмутимо гладким, неподвижным и прозрачным до самого темного дна; сам он сидит в маленькой, валкой лодке – а там, на этом темном, илистом дне, наподобие громадных рыб, едва виднеются безобразные чудища: все житейские недуги, болезни, горести, безумие, бедность, слепота… Он смотрит – и вот одно из чудищ выделяется из мрака, поднимается выше и выше, становится все явственнее, все отвратительно явственнее… Еще минута – и перевернется подпертая им лодка! Но вот оно опять как будто тускнеет, оно удаляется, опускается на дно – и лежит оно там, чуть-чуть шевеля плесом… Но день урочный придет – и перевернет оно лодку.
Он тряхнул головою, вскочил с кресла, раза два прошелся по комнате, присел к письменному столу и, выдвигая один ящик за другим, стал рыться в своих бумагах, в старых, большею частью женских, письмах. Он сам не знал, для чего он это делал, он ничего не искал – он просто хотел каким-нибудь внешним занятием отделаться от мыслей, его томивших. Развернув наудачу несколько писем (в одном из них оказался засохший цветок, перевязанный полинявшей ленточкой), – он только плечами пожал и, глянув на камин, отбросил их в сторону, вероятно, сбираясь сжечь весь этот ненужный хлам. Торопливо засовывая руки то в один, то в другой ящик, он вдруг широко раскрыл глаза и, медленно вытащив наружу небольшую осьмиугольную коробку старинного покроя, медленно приподнял ее крышку. В коробке, под двойным слоем пожелтевшей хлопчатой бумаги, находился маленький гранатовый крестик.
Несколько мгновений с недоумением рассматривал он этот крестик – и вдруг слабо вскрикнул… Не то сожаление, не то радость изобразили его черты. Подобное выражение являет лицо человека, когда ему приходится внезапно встретиться с другим человеком, которого он давно потерял из виду, которого нежно любил когда-то и который неожиданно возникает теперь перед его взором, все тот же – и весь измененный годами.
Он встал и, возвратясь к камину, сел опять в кресло – и опять закрыл руками лицо… «Почему сегодня? именно сегодня?» – думалось ему – и вспомнил он многое, давно прошедшее.
Вот что вспомнил он…
Но нужно сперва сказать его имя, отчество и фамилию. Его звали Саниным, Дмитрием Павловичем.
Вот что он вспомнил:
Дело было летом 1840 года. Санину минул двадцать второй год, и он находился во Франкфурте, на возвратном пути из Италии в Россию. Человек он был с небольшим состоянием, но независимый, почти бессемейный. У него, по смерти отдаленного родственника, оказалось несколько тысяч рублей – и он решился прожить их за границею, перед поступлением на службу, перед окончательным возложением на себя того казенного хомута, без которого обеспеченное существование стало для него немыслимым. Санин в точности исполнил свое намерение и так искусно распорядился, что в день прибытия во Франкфурт у него оказалось ровно столько денег, сколько нужно было для того, чтобы добраться до Петербурга. В 1840 году железных дорог существовала самая малость; г-да туристы разъезжали в дилижансах. Санин взял место в «бейвагене» ; но дилижанс отходил только в одиннадцатом часу вечера. Времени оставалось много. К счастью, погода стояла прекрасная – и Санин, пообедав в знаменитой тогдашней гостинице «Белого лебедя», отправился бродить по городу. Зашел посмотреть Даннекерову Ариадну, которая ему понравилась мало, посетил дом Гете, из сочинений которого он, впрочем, прочел одного «Вертера» – и то во французском переводе; погулял по берегу Майна, поскучал, как следует добропорядочному путешественнику; наконец, в шестом часу вечера, усталый, с запыленными ногами, очутился в одной из самых незначительных улиц Франкфурта. Эту улицу он долго потом забыть не мог. На одном из немногочисленных ее домов он увидел вывеску: «Итальянская кондитерская Джиованни Розелли» заявляла о себе прохожим. Санин зашел в нее, чтобы выпить стакан лимонаду; но в первой комнате, где, за скромным прилавком, на полках крашеного шкафа, напоминая аптеку, стояло несколько бутылок с золотыми ярлыками и столько же стеклянных банок с сухарями, шоколадными лепешками и леденцами, – в этой комнате не было ни души; только серый кот жмурился и мурлыкал, перебирая лапками на высоком плетеном стуле возле окна, и, ярко рдея в косом луче вечернего солнца, большой клубок красной шерсти лежал на полу рядом с опрокинутой корзинкой из резного дерева. Смутный шум слышался в соседней комнате. Санин постоял – и, дав колокольчику на дверях прозвенеть до конца, произнес, возвысив голос: «Никого здесь нет?» В то же мгновение дверь из соседней комнаты растворилась – и Санину поневоле пришлось изумиться.
В кондитерскую, с рассыпанными по обнаженным плечам темными кудрями, с протянутыми вперед обнаженными руками, порывисто вбежала девушка лет девятнадцати и, увидев Санина, тотчас бросилась к нему, схватила его за руку и повлекла за собою, приговаривая задыхавшимся голосом: «Скорей, скорей, сюда, спасите!» Не из нежелания повиноваться, а просто от избытка изумления Санин не тотчас последовал за девушкой – и как бы уперся на месте: он в жизни не видывал подобной красавицы. Она обернулась к чему – и с таким отчаянием в голосе, во взгляде, в движении сжатой руки, судорожно поднесенной к бледной щеке, произнесла: «Да идите же, идите!» – что он тотчас ринулся за нею в раскрытую дверь.
В комнате, куда он вбежал вслед за девушкой, на старомодном диване из конского волоса лежал, весь белый – белый с желтоватыми отливами, как воск или как древний мрамор, – мальчик лет четырнадцати, поразительно похожий на девушку, очевидно ее брат. Глаза его были закрыты, тень от черных густых волос падала пятном на словно окаменелый лоб, на недвижные тонкие брови; из-под посиневших губ виднелись стиснутые зубы. Казалось, он не дышал; одна рука опустилась на пол, другую он закинул за голову. Мальчик был одет и застегнут; тесный галстух сжимал его шею.
Девушка с воплем бросилась к нему.
– Он умер, он умер! – вскричала она, – сейчас он тут сидел, говорил со мною – и вдруг упал и сделался недвижим… Боже мой! неужели нельзя помочь? И мамы нет! Панталеоне, Панталеоне, что же доктор? – прибавила она вдруг по-итальянски: – Ты ходил за доктором?
– Синьора, я не ходил, я послал Луизу, – раздался хриплый голос за дверью, – и в комнату, ковыляя на кривых ножках, вошел маленький старичок в лиловом фраке с черными пуговицами, высоком белом галстухе, нанковых коротких панталонах и синих шерстяных чулках. Его крошечное личико совершенно исчезало под целой громадой седых, железного цвета волос. Со всех сторон круто вздымаясь кверху и падая обратно растрепанными косицами, они придавали фигуре старичка сходство с хохлатой курицей – сходство тем более поразительное, что под их темно-серой массой только и можно было разобрать, что заостренный нос да круглые желтые глаза.
– Луиза скорей сбегает, а я не могу бегать, – продолжал старичок по-итальянски, поочередно поднимая плоские, подагрические ноги, обутые в высокие башмаки с бантиками, – а я вот воды принес.
Своими сухими, корявыми пальцами он стискивал длинное горлышко бутылки.
– Но Эмиль пока умрет! – воскликнула девушка и протянула руки к Санину. – О мой господин, о mein Herr! Неужели вы не можете помочь?
– Надо ему кровь пустить – это удар, – заметил старичок, носивший имя Панталеоне.
Хотя Санин не имел ни малейшего понятия о медицине, однако одно он знал достоверно: с четырнадцатилетними мальчиками ударов не случается.
– Это обморок, а не удар, – проговорил он, обратясь к Панталеоне. – Есть у вас щетки?
Старичок приподнял свое личико.
– Щетки, щетки, – повторил Санин по-немецки и по-французски. – Щетки, – прибавил он, показывая вид, что чистит себе платье.
Старичок, наконец, его понял.
– А, щетки! Spazzette! Как не быть щеток!
– Давайте их сюда; мы снимем с него сюртук – и станем растирать его.
– Хорошо… Benone! А воду на голову не надо вылить?
– Нет… после; ступайте теперь поскорей за щетками.
Панталеоне поставил бутылку на пол, выбежал вон и тотчас вернулся с двумя щетками, одной головной и одной платяной. Курчавый пудель сопровождал его и, усиленно вертя хвостом, с любопытством оглядывал старика, девушку и даже Санина – как бы желая знать, что значила вся эта тревога?
Санин проворно снял сюртук с лежавшего мальчика, расстегнул ворот, засучил рукава его рубашки – и, вооружившись щеткой, начал изо всех сил тереть ему грудь и руки. Панталеоне так же усердно тер другой – головной щеткой – по его сапогам и панталонам. Девушка бросилась на колени возле дивана и, схватив обеими руками голову, не мигая ни одной векою, так и впилась в лицо своему брату. Санин сам тер – а сам искоса посматривал на нее. Боже мой! какая же это была красавица!
Нос у ней был несколько велик, но красивого, орлиного ладу, верхнюю губу чуть-чуть оттенял пушок; зато цвет лица, ровный и матовый, ни дать ни взять слоновая кость или молочный янтарь, волнистый лоск волос, как у Аллориевой Юдифи в Палаццо-Питти, – и особенно глаза, темно-серые, с черной каемкой вокруг зениц, великолепные, торжествующие глаза, – даже теперь, когда испуг и горе омрачили их блеск… Санину невольно вспомнился чудесный край, откуда он возвращался… Да он и в Италии не встречал ничего подобного! Девушка дышала редко и неровно; казалось, она всякий раз ждала, не начнет ли брат ее дышать?
Санин продолжал растирать его; но он глядел не на одну девушку. Оригинальная фигура Панталеоне также привлекла его внимание. Старик совсем ослабел и запыхался; при каждом ударе щеткой подпрыгивал и визгливо кряхтел, а огромные космы волос, смоченные потом, грузно раскачивались из стороны в сторону, словно корни крупного растения, подмытые водою.
«Снимите, по крайней мере, с него сапоги», – хотел было сказать ему Санин…
Пудель, вероятно возбужденный необычайностью всего происходившего, вдруг припал на передние лапы – и принялся лаять.
– Tartaglia – canaglia! – зашипел на него старик…
Но в это мгновенье лицо девушки преобразилось. Ее брови приподнялись, глаза стали еще больше и засияли радостью…
Санин оглянулся… По лицу молодого человека выступила краска; веки шевельнулись… ноздри дрогнули. Он потянул воздух сквозь все еще стиснутые зубы, вздохнул…
– Эмиль!.. – крикнула девушка. – Эмилио мио!
Медленно раскрылись большие черные глаза. Они глядели еще тупо, но уже улыбались – слабо; та же слабая улыбка спустилась на бледные губы. Потом он двинул повислой рукою – и с размаху положил ее себе на грудь.
– Эмилио! – повторила девушка и приподнялась. Выражение ее лица было так сильно и ярко, что казалось, вот сейчас либо слезы у нее брызнут, либо вырвется хохот.
– Эмиль! Что такое? Эмиль! – послышалось за дверью – и в комнату проворными шагами вошла опрятно одетая дама с серебристо-седыми волосами и смуглым лицом. Мужчина пожилых лет выступал за нею следом; голова служанки мелькнула у него за плечами.
Девушка побежала к ним навстречу.
– Он спасен, мама, он жив! – воскликнула она, судорожно обнимая вошедшую даму.
– Да что такое? – повторила та. – Я возвращаюсь… и вдруг встречаю господина доктора и Луизу…
Девушка принялась рассказывать, что случилось, а доктор подошел к больному, который все более и более приходил в себя – и все продолжал улыбаться: он словно начинал стыдиться наделанной им тревоги.
– Вы, я вижу, его растирали щетками, – обратился доктор к Санину и Панталеоне, – и прекрасно сделали… Очень хорошая мысль… а вот мы теперь посмотрим, какие еще средства… – Он пощупал у молодого человека пульс. – Гм! Покажите-ка язык!
Дама заботливо наклонилась к нему. Он еще откровеннее улыбнулся, взвел на нее глаза – и покраснел…
Санину пришло на мысль, что он становится лишним; он вышел в кондитерскую. Но не успел он еще взяться за ручку уличной двери, как девушка опять появилась перед ним и остановила его.
– Вы уходите, – начала она, ласково заглядывая ему в лицо, – я вас не удерживаю, но вы должны непременно прийти к нам сегодня вечером, мы вам так обязаны – вы, может быть, спасли брата – мы хотим благодарить вас – мама хочет. Вы должны сказать нам, кто вы, вы должны порадоваться вместе с нами…
– Но я уезжаю сегодня в Берлин, – заикнулся было Санин.
– Вы еще успеете, – с живостью возразила девушка. – Придите к нам через час на чашку шоколада. Вы обещаетесь? А мне нужно опять к нему! Вы придете?
Что оставалось делать Санину?
– Приду, – отвечал он.
Красавица быстро пожала ему руку, выпорхнула вон – и он очутился на улице.
Когда Санин часа полтора спустя вернулся в кондитерскую Розелли, его там приняли как родного. Эмилио сидел на том же самом диване, на котором его растирали; доктор прописал ему лекарство и рекомендовал «большую осторожность в испытании ощущений», – так как субъект темперамента нервического и с наклонностью к болезням сердца. Он и прежде подвергался обморокам; но никогда припадок не был так продолжителен и силен. Впрочем, доктор объявил, что всякая опасность миновалась. Эмиль одет был, как приличествует выздоравливающему, в просторный шлафрок; мать намотала ему голубую шерстяную косынку вокруг шеи; но вид он имел веселый, почти праздничный; да и все кругом имело праздничный вид. Перед диваном, на круглом столе, покрытом чистой скатертью, возвышался наполненный душистым шоколадом, окруженный чашками, графинами с сиропом, бисквитами и булками, даже цветами, – огромный фарфоровый кофейник; шесть тонких восковых свечей горело в двух старинных серебряных шандалах; с одной стороны дивана вольтеровское кресло раскрывало свои мягкие объятия – и Санина посадили именно в это кресло. Все обитатели кондитерской, с которыми ему пришлось познакомиться в тот день, находились налицо, не исключая пуделя Тарталью и кота; все казались несказанно счастливыми; пудель даже чихал от удовольствия; один кот по-прежнему все жеманился и жмурился. Санина заставили объяснить, кто он родом, и откуда, и как его зовут; когда он сказал, что он русский, обе дамы немного удивились и даже ахнули – и тут же, в один голос, объявили, что он отлично выговаривает по-немецки; но что если ему удобнее выражаться по-французски, то он может употреблять и этот язык, – так как они обе хорошо его понимают и выражаются на нем. Санин немедленно воспользовался этим предложением. «Санин! Санин!» Дамы никак не ожидали, что русская фамилия может быть так легко произносима. Имя его: «Димитрий» также весьма понравилось. Старшая дама заметила, что она в молодости слышала прекрасную оперу: «Demetrio e Polibio» – но что «Dimitri» гораздо лучше, чем «Demetrio». Таким манером Санин беседовал около часу. С своей стороны дамы посвятили его во все подробности собственной жизни. Говорила больше мать, дама с седыми волосами. Санин узнал от нее, что имя ее – Леонора Розелли; что она осталась вдовою после мужа своего, Джиованни Баттиста Розелли, который двадцать пять лет тому назад поселился во Франкфурте в качестве кондитера; что Джиованни Баттиста был родом из Виченцы, и очень хороший, хотя немного вспыльчивый и заносчивый человек, и к тому республиканец! При этих словах г-жа Розелли указала на его портрет, писанный масляными красками и висевший над диваном. Должно полагать, что живописец – «тоже республиканец!», как со вздохом заметила г-жа Розелли – не вполне умел уловлять сходство, ибо на портрете покойный Джиованни Баттиста являлся каким-то сумрачным и суровым бригантом – вроде Ринальдо Ринальдини! Сама г-жа Розелли была уроженка «старинного и прекрасного города Пармы, где находится такой чудный купол, расписанный бессмертным Корреджио!» Но от давнего пребывания в Германии она почти совсем онемечилась. Потом она прибавила, грустно покачав головою, что у ней только и осталось, что вот эта дочь да вот этот сын (она указала на них поочередно пальцем); что дочь зовут Джеммой, а сына – Эмилием; что оба они очень хорошие и послушные дети – особенно Эмилио… («Я не послушна?» – ввернула тут дочь; «Ох, ты тоже республиканка!» – ответила мать); что дела, конечно, идут теперь хуже, чем при муже, который по кондитерской части был великий мастер… («Un grand"uomo!» – с суровым видом подхватил Панталеоне); но что все-таки, слава богу, жить еще можно!
Джемма слушала мать – и то посмеивалась, то вздыхала, то гладила ее по плечу, то грозила ей пальцем, то посматривала на Санина; наконец она встала, обняла и поцеловала мать в шею – «в душку», отчего та много смеялась и даже пищала. Панталеоне был также представлен Санину. Оказалось, что он был когда-то оперным певцом, для баритонных партий, но уже давно прекратил свои театральные занятия и состоял в семействе Розелли чем-то средним между другом дома и слугою. Несмотря на весьма долговременное пребывание в Германии, он немецкому языку выучился плохо и только умел браниться на нем, немилосердно коверкая даже и бранные слова. «Феррофлукто спиччебуббио!» – обзывал он чуть не каждого немца. Итальянский же язык выговаривал в совершенстве – ибо был родом из Синигальи, где слышится «lingua toscana in bocca romana!» . Эмилио видимо нежился и предавался приятным ощущениям человека, который только что избегнул опасности или выздоравливает; да и, кроме того, по всему можно было заметить, что домашние его баловали. Он застенчиво поблагодарил Санина, а впрочем, больше налегал на сироп и на конфекты. Санин принужден был выпить две большие чашки превосходного шоколада и съесть замечательное количество бисквитов: он только что проглотит один, а Джемма уже подносит ему другой – и отказаться нет возможности! Он скоро почувствовал себя как дома: время летело с невероятной быстротой. Ему пришлось много рассказывать – о России вообще, о русском климате, о русском обществе, о русском мужике – и особенно о казаках; о войне двенадцатого года, о Петре Великом, о Кремле, и о русских песнях, и о колоколах. Обе дамы имели весьма слабое понятие о нашей пространной и отдаленной родине; г-жа Розелли, или, как ее чаще звали, фрау Леноре, даже повергла Санина в изумление вопросом: существует ли еще знаменитый, построенный в прошлом столетии, ледяной дом в Петербурге, о котором она недавно прочла такую любопытную статью в одной из книг ее покойного мужа: «Bellezze delle arti»? А в ответ на восклицание Санина: «Неужели же вы полагаете, что в России никогда не бывает лета?!» – фрау Леноре возразила, что она до сих пор так себе представляла Россию: вечный снег, все ходят в шубах и все военные – но гостеприимство чрезвычайное, и все крестьяне очень послушны! Санин постарался сообщить ей и ее дочери сведения более точные. Когда речь коснулась русской музыки, его тотчас попросили спеть какую-нибудь русскую арию и указали на стоявшее в комнате крошечное фортепиано, с черными клавишами вместо белых и белыми вместо черных. Он повиновался без дальних околичностей и, аккомпанируя себе двумя пальцами правой и тремя (большим, средним и мизинцем) левой, – спел тоненьким носовым тенорком сперва «Сарафан», потом «По улице мостовой». Дамы похвалили его голос и музыку, но более восхищались мягкостью и звучностью русского языка и потребовали перевода текста. Санин исполнил их желание, но так как слова «Сарафана» и особенно: «По улице мостовой» (sur une ruà pavee une jeune fille allait à l"eau – он так передал смысл оригинала) – не могли внушить его слушательницам высокое понятие о русской поэзии, то он сперва продекламировал, потом перевел, потом спел пушкинское: «Я помню чудное мгновенье», положенное на музыку Глинкой, минорные куплеты которого он слегка переврал. Тут дамы пришли в восторг – фрау Леноре даже открыла в русском языке удивительное сходство с итальянским. «Мгновенье» – «o, vieni» , «со мной» – «siam noi» – и т. п. Даже имена: Пушкин (она выговаривала: Пуссекин) и Глинка звучали ей чем-то родным. Санин в свою очередь попросил дам что-нибудь спеть: они также не стали чиниться. Фрау Леноре села за фортепиано и вместе с Джеммой спела несколько дуэттино и «сторнелло». У матери был когда-то хороший контральт; голос дочери был несколько слаб, но приятен.
