Девочка со спичками. истинный смысл этой сказки
Майю Лассила. За спичками
ГЛАВА ПЕРВАЯ
А что, черная корова отелилась у Ватанена? - сказала Анна-Лийса, жена Антти Ихалайнена, проживающего в деревне Кутсу, что в Липери.
Она сказала это как бы про себя, сажая хлебы в печку. Эта мысль промелькнула у нее в голове просто так, неожиданно.
Говорят, уже отелилась, - ответила Миина Сормунен, которая случайно зашла в гости и теперь, шумно прихлебывая, пила кофе. Потом, подумав, что Анна-Лийса ведет речь, быть может, о корове Антти Ватанена, переспросила:
Ты что, о корове Юсси Ватанена?
Да, - ответила Анна-Лийса. Тогда Миина снова подтвердила:
Говорят, уже отелилась.
Ах, вот как…
Некоторое время Анна-Лийса возилась со своими хлебами, потом опять спросила:
Телку или бычка она принесла?
Корова Юсси Ватанена? - Да…
Говорят, телку принесла, - сказала Миина.
Телку, значит… А что, Юсси оставил ее или зарезал? - продолжала расспрашивать Анна-Лийса.
Прихлебывая кофе, Миина сказала:
Кажется, он ее зарезал.
У этого Юсси и без того большое стадо. На что ему еще их оставлять?
Воцарилось долгое молчание. Сам хозяин Антти Иха-лайнен с трубкой в зубах лежал брюхом на скамейке. Глаза его были полузакрыты, и трубка едва не падала изо рта.
Однако он слышал разговор и даже сквозь сон понял, о чем шла речь. Конечно, он не все осознал с достаточной ясностью, но кое в чем он все-таки разобрался. И даже пробормотал сквозь сон:
Хватает скота у Юсси. Сколько же теперь у него дойных коров?
А-а, проснулся, - сказала Анна-Лийса. Миина Сормунен стала подсчитывать коров:
Пожалуй, пятнадцать у него будет вместе с той черной коровой, что куплена у Воутилайнена.
Ах, пятнадцать, - пробурчал Антти и снова погрузился в сладкий сон. И трубка его, покачиваясь, казалось, вот-вот упадет.
Миина повторила:
Пятнадцать дойных коров у Юсси.
Ну и молока в его доме! - с удивлением произнесла Анна-Лийса и через мгновение добавила: - Не помешало бы и хозяйку в таком доме иметь…
Откусив кусочек сахару, Миина в свою очередь сказала:
Еще погодите, женится этот Юсси. Уже скоро год со дня смерти его Ловиисы.
Да уж пора ему и жениться, - согласилась Анна-Лийса. И немного повозившись с хлебами, она, поразмыслив, спросила:
Сколько же лет этой самой дочери Пекка Хювяри-нена?
Хювяринена из Луоса? - осторожно спросила Миина.
Да, из Луоса…
Да не будет ли ей… Позволь, так ведь она в одних годах с Идой Олккола! - воскликнула Миина.
Ах, вот оно что… Ну, тогда пора ей уйти от родителей. У них и без нее хватает работников… Уж не о ней ли подумывает Юсси Ватанен?
Об этой, что ли, дочке Хювяринена? - снова сквозь сон пробурчал Антти.
Говорят, будто он ее имеет в виду, - ответила Миина. - Да только выйдет ли из этого толк?
Тут Анна-Лийса, вступившись за дочку Хювяринена, сказала:
Для Юсси она была бы подходящей женкой. Ведь и сам Юсси уже далеко не молоденький.
И тут, желая уточнить возраст Юсси, она спросила: - А сколько же лет этому Юсси?
Миина стала подсчитывать:
Да вот старику Воутилайнену со сретенья пошел шестой десяток. Не в тех ли годах и наш Юсси?
Он именно в его годах. Теперь я это припоминаю, - подтвердила Анна-Лийса. И тут, вступив на путь воспоминаний, она пустила в ход весь запас своих сведений.
Сначала-то он, говорят, собирался жениться на Кайсе Кархутар, ну а потом в конце концов окрутился со своей покойной Ловиисой.
Этот Юсси Ватанен?
Да… Сначала-таки он подумывал о Кархутар.
Ах, вон как! - удивилась Миина. Анна-Лийса пояснила:
Кархутар, понимаешь, потом вышла замуж за Макконена. И с ним уехала в город Йоки…Да нетам ли она и сейчас живет со своим мужем?.. Ну, эта Кархутар всегда мечтала о городской жизни… Да только вряд ли ей там лучше живется, чем в каком-либо другом месте…
Уж, конечно, ей там не лучше, - согласилась Миина. - Вот, говорят, семья Хакулинена в полнейшей нищете там живет.
Я тогда еще говорила Кархутар, чтоб она шла за Юсси Ватанена. В его доме не пришлось бы ей без хлеба сидеть. К тому же и сам Юсси вполне еще приятный мужчина.
Мужчина он крепкого сложения, - подтвердила Миина. - Правда, нос у него похож на картофелину. Вот именно за это над ним иной раз и подсмеиваются.
Ну, у дочки Хювяринена нос тоже не отличается особой красотой. К тому же она рыжая. И нечего ей гнушаться этим Юсси. Вот взяла бы и вышла за него.
И тут, окончательно взяв под свою защиту Юсси Ватанена, Анна-Лийса добавила:
Ну, а что касается носа, так и этим своим носом Юсси всегда отлично обходился и умел-таки высморкаться, когда это требовалось.
Закрыв печную трубу, Анна-Лийса прибавила:
А что толку, что у мужчины нос красивый, если у него за душой больше и нет ничего мужского, кроме штанов.
Миина Сормунен была того же мнения. Сославшись на нос мужа Айны-Лийсы, она сказала:
Вполне можно высморкаться, имея и такой нос. Ничем не лучше нос и у твоего Ихалайнена.
У них одинаковые носы. И мой Ихалайнен тоже отлично обходился с ним. И мы с мужем неплохо жили, и никогда в еде у нас недостатка не было!
Снова наступило молчание, потому что Миина пила вторую чашку кофе, а Анна-Лийса возилась со своими хлебами.
Однако, управившись с этим, Анна-Лийса вернулась к интересной для нее теме:
Мой Ихалайнен и Юсси Ватанен с детских лет были вместе. И даже они пить бросили в одно время… После этого, как с пьяных глаз поколотили этого дурака Нийранена… Пришлось им тогда четыре коровы отдать за его сломанные ребра… Они четыре ребра ему повредили… Этот мой Ихалайнен и Ватанен.
И что же, с тех пор они не пьют? Ведь больше двадцати лет прошло с того времени? - с удивлением спросила Миина.
Нет, они даже маковой росинки в рот не берут, хотя у Ватанена и сохранилось полбутылки вина с того времени. Ну, а мой Ихалайнен с тех пор не употребляет ничего, похожего на вино. Он даже воды остерегается. Разве только иной раз в баню сходит - промыть водой свои глаза.
Да что ты?
Помолчав, Анна-Лийса стала не без сочувствия толковать о своем муже:
О том, что они побили Нийранена, быть может, и не было бы лишних разговоров, да только, видишь ли, сам этот Нийранен поднял шумиху - придрался к мужикам по такому пустому делу, как его сломанные ребра. И даже хотел судиться. И тогда мужики сказали, что они дадут ему по корове за каждое его ребро, которое сломалось там у них в драке, если, конечно, он не поднимет судебного дела из-за таких пустяков. И вот с тех пор они особенно подружились - мой Ихалайнен и Юсси Ватанен. Как две капли воды они похожи друг на друга, хотя мой Ихалайнен на полгода моложе Ватанена.
Страница 0 из 0
A- A+
Морозило, шёл снег, на улице становилось всё темнее и темнее. Это было как раз в вечер под Новый Год. В этот-то холод и тьму по улицам пробиралась бедная девочка с непокрытою головой и босая. Она, правда, вышла из дома в туфлях, но куда они годились! Огромные-преогромные! Последней их носила мать девочки, и они слетели у малютки с ног, когда она перебегала через улицу, испугавшись двух мчавшихся мимо карет. Одной туфли она так и не нашла, другую же подхватил какой-то мальчишка и убежал с ней, говоря, что из неё выйдет отличная колыбель для его детей, когда они у него будут.
И вот, девочка побрела дальше босая; ножонки её совсем покраснели и посинели от холода. В стареньком передничке у неё лежало несколько пачек серных спичек; одну пачку она держала в руке. За целый день никто не купил у неё ни спички; она не выручила ни гроша. Голодная, иззябшая, шла она всё дальше, дальше… Жалко было и взглянуть на бедняжку! Снежные хлопья падали на её прекрасные, вьющиеся, белокурые волосы, но она и не думала об этой красоте. Во всех окнах светились огоньки, по улицам пахло жареными гусями; сегодня, ведь, был канун Нового года — вот об этом она думала.
Наконец, она уселась в уголке, за выступом одного дома, съёжилась и поджала под себя ножки, чтобы хоть немножко согреться. Но нет, стало ещё холоднее, а домой она вернуться не смела: она, ведь, не продала ни одной спички, не выручила ни гроша — отец прибьёт её! Да и не теплее у них дома! Только что крыша-то над головой, а то ветер так и гуляет по всему жилью, несмотря на то, что все щели и дыры тщательно заткнуты соломой и тряпками. Ручонки её совсем окоченели. Ах! одна крошечная спичка могла бы согреть её! Если бы только она смела взять из пачки хоть одну, чиркнуть ею о стену и погреть пальчики! Наконец, она вытащила одну. Чирк! Как она зашипела и загорелась! Пламя было такое тёплое, ясное, и когда девочка прикрыла его от ветра горсточкой, ей показалось, что перед нею горит свечка. Странная это была свечка: девочке чудилось, будто она сидит перед большою железною печкой с блестящими медными ножками и дверцами. Как славно пылал в ней огонь, как тепло стало малютке! Она вытянула было и ножки, но… огонь погас. Печка исчезла, в руках девочки остался лишь обгорелый конец спички.
Вот она чиркнула другою; спичка загорелась, пламя её упало прямо на стену, и стена стала вдруг прозрачною, как кисейная. Девочка увидела всю комнату, накрытый белоснежною скатертью и уставленный дорогим фарфором стол, а на нём жареного гуся, начинённого черносливом и яблоками. Что за запах шёл от него! Лучше же всего было то, что гусь вдруг спрыгнул со стола и, как был с вилкою и ножом в спине, так и побежал вперевалку прямо к девочке. Тут спичка погасла, и перед девочкой опять стояла одна толстая, холодная стена.
Она зажгла ещё спичку и очутилась под великолепнейшею ёлкой, куда больше и наряднее, чем та, которую девочка видела в сочельник, заглянув в окошко дома одного богатого купца. Ёлка горела тысячами огоньков, а из зелени ветвей выглядывали на девочку пёстрые картинки, какие она видывала раньше в окнах магазинов. Малютка протянула к ёлке обе ручонки, но спичка потухла, огоньки стали подыматься всё выше и выше, и превратились в ясные звёздочки; одна из них вдруг покатилась по небу, оставляя за собою длинный огненный след.
— Вот, кто-то умирает! — сказала малютка.
Покойная бабушка, единственное любившее её существо в мире, говорила ей: «Падает звёздочка — чья-нибудь душа идёт к Богу».
Девочка чиркнула об стену новою спичкой; яркий свет озарил пространство, и перед малюткой стояла вся окружённая сиянием, такая ясная, блестящая, и в то же время такая кроткая и ласковая, её бабушка.
— Бабушка! — вскричала малютка: — Возьми меня с собой! Я знаю, что ты уйдёшь, как только погаснет спичка, уйдёшь, как тёплая печка, чудесный жареный гусь и большая, славная ёлка!
И она поспешно чиркнула всем остатком спичек, которые были у неё в руках, — так ей хотелось удержать бабушку. И спички вспыхнули таким ярким пламенем, что стало светлее чем днём. Никогда ещё бабушка не была такою красивою, такою величественною! Она взяла девочку на руки, и они полетели вместе, в сиянии и в блеске, высоко-высоко, туда, где нет ни холода, ни голода, ни страха — к Богу!
В холодный утренний час, в углу за домом, по-прежнему сидела девочка с розовыми щёчками и улыбкой на устах, но мёртвая. Она замёрзла в последний вечер старого года; новогоднее солнце осветило маленький труп. Девочка сидела со спичками; одна пачка почти совсем обгорела.
— Она хотела погреться, бедняжка! — говорили люди.
Но никто и не знал, что́ она видела, в каком блеске вознеслась, вместе с бабушкой, к новогодним радостям на небо!
Майю Лассила
За спичками
ГЛАВА ПЕРВАЯ
– А что, черная корова отелилась у Ватанена? – сказала Анна-Лийса, жена Антти Ихалайнена, проживающего в деревне Кутсу, что в Липери.
Она сказала это как бы про себя, сажая хлебы в печку. Эта мысль промелькнула у нее в голове просто так, неожиданно.
– Говорят, уже отелилась, – ответила Миина Сормунен, которая случайно зашла в гости и теперь, шумно прихлебывая, пила кофе. Потом, подумав, что Анна-Лийса ведет речь, быть может, о корове Антти Ватанена, переспросила:
– Ты что, о корове Юсси Ватанена?
– Да, – ответила Анна-Лийса. Тогда Миина снова подтвердила:
– Говорят, уже отелилась.
– Ах, вот как…
Некоторое время Анна-Лийса возилась со своими хлебами, потом опять спросила:
– Телку или бычка она принесла?
– Корова Юсси Ватанена? – Да…
– Говорят, телку принесла, – сказала Миина.
– Телку, значит… А что, Юсси оставил ее или зарезал? – продолжала расспрашивать Анна-Лийса.
Прихлебывая кофе, Миина сказала:
– Кажется, он ее зарезал.
– У этого Юсси и без того большое стадо. На что ему еще их оставлять?
Воцарилось долгое молчание. Сам хозяин Антти Иха-лайнен с трубкой в зубах лежал брюхом на скамейке. Глаза его были полузакрыты, и трубка едва не падала изо рта.
Однако он слышал разговор и даже сквозь сон понял, о чем шла речь. Конечно, он не все осознал с достаточной ясностью, но кое в чем он все-таки разобрался. И даже пробормотал сквозь сон:
– Хватает скота у Юсси. Сколько же теперь у него дойных коров?
– А-а, проснулся, – сказала Анна-Лийса. Миина Сормунен стала подсчитывать коров:
– Пожалуй, пятнадцать у него будет вместе с той черной коровой, что куплена у Воутилайнена.
– Ах, пятнадцать, – пробурчал Антти и снова погрузился в сладкий сон. И трубка его, покачиваясь, казалось, вот-вот упадет.
Миина повторила:
– Пятнадцать дойных коров у Юсси.
– Ну и молока в его доме! – с удивлением произнесла Анна-Лийса и через мгновение добавила: – Не помешало бы и хозяйку в таком доме иметь…
Откусив кусочек сахару, Миина в свою очередь сказала:
– Еще погодите, женится этот Юсси. Уже скоро год со дня смерти его Ловиисы.
– Да уж пора ему и жениться, – согласилась Анна-Лийса. И немного повозившись с хлебами, она, поразмыслив, спросила:
– Сколько же лет этой самой дочери Пекка Хювяри-нена?
– Хювяринена из Луоса? – осторожно спросила Миина.
– Да, из Луоса…
– Да не будет ли ей… Позволь, так ведь она в одних годах с Идой Олккола! – воскликнула Миина.
– Ах, вот оно что… Ну, тогда пора ей уйти от родителей. У них и без нее хватает работников… Уж не о ней ли подумывает Юсси Ватанен?
– Об этой, что ли, дочке Хювяринена? – снова сквозь сон пробурчал Антти.
– Говорят, будто он ее имеет в виду, – ответила Миина. – Да только выйдет ли из этого толк?
Тут Анна-Лийса, вступившись за дочку Хювяринена, сказала:
– Для Юсси она была бы подходящей женкой. Ведь и сам Юсси уже далеко не молоденький.
И тут, желая уточнить возраст Юсси, она спросила: – А сколько же лет этому Юсси?
Миина стала подсчитывать:
– Да вот старику Воутилайнену со сретенья пошел шестой десяток. Не в тех ли годах и наш Юсси?
– Он именно в его годах. Теперь я это припоминаю, – подтвердила Анна-Лийса. И тут, вступив на путь воспоминаний, она пустила в ход весь запас своих сведений.
